Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На усталом лице женщины мелькнула если не улыбка, то, определенно, ее тень. Перекатывая Оливера с боку на бок и ловко перестилая матрас, она спросила меня:
– Это ваш жених?
– Да, – покраснев, сказала я.
– Не многим здесь так повезло.
Я обтерла Оливера и присела рядом на свернутом матрасе. Несколько часов прошло в попытках абстрагироваться от окружающей обстановки. Наконец я почти перестала обращать внимание на кашель и снующих сестер и вздрагивала, только когда выносили очередное тело.
Кажется, я задремала, потому что чуть не пропустила момент появления высокой чопорной дамы, остановившейся перед матрасом Оливера. Увидев его на полу среди других несчастных, женщина на мгновение забыла прижимать платок ко рту, и я рассмотрела остроносое лицо с такой же, как у Оливера, россыпью веснушек, которые проступали из-под слоя пудры.
Тонкие брови дамы удивленно изогнулись, в глазах сверкнуло негодование.
– Почему он не в палате?
– Коек не хватает, мадам, – пробормотала медицинская сестра, сопровождавшая леди Конли. – Его привезли из полицейского участка. Доктор не стал делать исключение для преступника.
– Так пусть сделает исключение для сына сэра Ричарда Конли! Я требую, чтобы нашего мальчика немедленно разместили в палате и обеспечили должный уход.
Из-под шляпки леди Конли выбилась рыжая прядь. Ее мимика напомнила мне манеру Оливера поджимать губы и поднимать левую бровь.
Медицинская сестра с поклоном удалилась. Властная дама, вновь прикрыв рот платком, повернулась к сыну и, кажется, впервые заметила мое присутствие.
– А вы кто?
– Софи, мадам, – вставая, сказала я. – Дочь графини Кронгельм.
– А, – сузив глаза, протянула леди Конли. – Та самая Софи Кронгельм, из-за которой мой сын вылетел из университета, а теперь, вероятно, отправится на виселицу!
Я молчала, комкая в руках полотенце. Женщина задумчиво произнесла:
– Менее всего я ожидала увидеть вас здесь.
Сестра снова поднималась по лестнице:
– Леди Конли, вашего сына сейчас перенесут в палату. Такое состояние обычно сохраняется три-четыре дня. Доктор понаблюдает за ним.
Дама сухо кивнула.
– Я возвращаюсь в Лондон вечерним поездом, – сказала она. – Прошу вас телефонировать мне обо всех изменениях. Обо всех, – многозначительно подчеркнула леди Конли.
Напоследок окинув меня взглядом, она повернулась к лестнице.
В палате, за занавесками из простыней, я наконец осталась один на один с Оливером. Спустя два часа я самостоятельно перестелила его постель и, воодушевившись тем, что у меня неплохо получилось, даже слегка отвлеклась от гнетущих мыслей.
Неожиданно шторки раздвинулись, и медицинская сестра провела ко мне Уолша. Я вскочила со стула.
– Как вы меня нашли? Вас прислала Кэт?
– Ваша сестра переживает за вас, мисс Софи, – проктор хмурясь оглядел Оливера и окружающую нас обстановку. – Горничная сказала, что утром вы просили собрать простыни. Я понял, где вас искать.
– Прошу, не рассказывайте Кэт, что я с Оливером! Она считает, что он убил графиню.
– А вы так больше не считаете? – прищурился Уолш.
– Возможно. Вы выяснили, откуда у Энтони трость maman?
– Пока нет. Но у меня такое ощущение, что мне все говорят неправду, и это меня раздражает. Мне снова нужна ваша помощь, мисс Софи. Если, конечно, вы согласитесь оставить мистера Конли на несколько часов.
Я колебалась.
– Медицинская сестра полагает, что его состояние стабильно. Вы ведь хотите доказать его невиновность?
Думаю, в эту минуту Уолш увидел в моих глазах азартные огоньки.
– Кто еще говорит неправду, проктор?
Мы шагали по Трампингтон-стрит, плавно перетекающей в Кингз Пэрейд.
– Кэнноны. Вам не показалось, что за ужином они вели себя неестественно?
– Часто переглядывались, – припомнила я. – Делали вид, что всё хорошо, хотя порой мне казалось, что они вот-вот взорвутся и наорут друг на друга.
– Скажите, мисс Софи, – осторожно начал Уолш, – вы не думали, что между вашей матушкой и профессором что-то было?
Я возмущенно взглянула на проктора:
– Хотите сказать, они были любовниками? Исключено! Допускаю, что он мог заинтересовать maman, но это никогда не зашло бы дальше платонической привязанности. Тайная связь с женатым мужчиной противоречила всем принципам графини.
– Одно дело – оградить от опасных отношений незамужнюю дочь, и совсем другое – если ты вдова в таком возрасте, когда уже можно не опасаться пересудов.
– Нет, – с сомнением протянула я. – Вы, вероятно, заметили, что я не слишком набожна. А для maman греховная связь являлась неприемлемой. Понимаете, это вопрос веры, а не общественной морали.
– А если бы профессор Кэннон был свободен? Если бы пообещал графине развестись с женой?
Я потерла подбородок, неохотно признавая, что в словах Уолша имелся смысл.
– Если бы не связанный обязательствами джентльмен сделал ей предложение, тогда, пожалуй, она не усмотрела бы в этом ничего предосудительного.
Уолш удовлетворенно кивнул.
– У профессора сейчас лекции, и Мэри дома одна. Я хочу, чтобы вы заглянули к ней под невинным предлогом справиться о ее здоровье. Постарайтесь разговорить миссис Кэннон, выведать, что ей известно об отношениях между графиней и ее мужем. Справитесь?
– Постараюсь.
– После зайдите ко мне. Я живу в том же крыле на первом этаже. Вы едва ли пройдете мимо двери с табличкой «Проктор Уолш».
Мы расстались в Новом дворе. Пару минут спустя я уже здоровалась с женой Кэннона.
– Как ваше самочувствие, Мэри? Вас больше не мучает насморк?
– Я попросила доктора Филлипса выписать мне порошок, и насморк как рукой сняло. Хотя придется еще несколько дней принимать лекарство для профилактики. С этим испанским гриппом все забыли об обычной сезонной простуде.
Мэри провела меня в гостиную.
– Чайник только что вскипел. Угощайся, – она подвинула ко мне блюдо с печеньем.
Я подумала о том, что в этой женщине совсем не было аристократической чопорности, присущей maman и матери Оливера. Возможно, это потому, что Мария Горлова выросла в небогатой семье и, даже внезапно разбогатев, сохранила простоту в обращении и душевную теплоту.
С минуту мы молча пили чай, изучая друг друга. Я не знала, как начать разговор, однако Мэри проявила необычайную проницательность.
– Знаешь, Софи, я не так наивна, чтобы не заметить, что у Уилфрида с Верой был роман, – она предупредила мою попытку возразить. – Может, у тебя и мало опыта в сердечных делах, а у проктора Уолша – между нами говоря – еще меньше, но у вас обоих есть глаза. Не отрицай, душенька, Уолш, вероятно, думает, что я могла убить Веру из ревности.