Для «слишком крутого для школы» шестнадцатилетнего барабанщика с головой, забитой альбомами The Beatles, это было равносильно смерти. Что не было достойным поведением с моей стороны. В моей речи все еще было слышно что-то от воровского акцента Доджера, и я решил сыграть свою роль с некоторой ист-эндской нахальной развязностью. Режиссера это не впечатлило. Проблемой было то, что он также был и сценаристом. Поэтому было неудивительно, что он так дорожил своим сценарием и совсем не хотел, чтобы в его «видение» картины вмешивался какой-то сопляк, мысли которого были совсем не на съемочной площадке.

«Ах, Филипп, – вздыхает он со своим явным австралийским акцентом, раздраженный очередной моей репликой со слишком ярко выраженным произношением кокни[16]. – Не мог бы ты вместо этого произнести это вот так…»

В конце концов его терпение лопнуло, и он вычеркнул меня из сценария: в самой середине развития событий главный герой таинственным образом исчезает на своем велосипеде.

«О, Майкл, ты действительно должен уехать на велосипеде?»

«Да, боюсь, что я должен…» – отвечаю я сбивчиво. И уезжаю искать корову.

Никакого адекватного объяснения моего исчезновения не было – я просто больше не появляюсь на экране. Таким образом, меня освободили от съемок в середине фильма, но мне все равно нужно было вернуться, чтобы снять кульминационный момент «Коровы по имени Несчастье» (спойлер: корова выиграет первый приз на выступлении в графстве). Раздражение смешалось с разочарованием. Я тихо вздохнул: с меня хватит.

Однако я не совсем покончил с этим. В начале 1968 года мама нашла мне работу в еще одном фильме. Это также был детский фильм, но проект был серьезным: адаптация книги, написанной Яном Флемингом – автором книг о Джеймсе Бонде; сценарий был создан детским писателем Роальдом Далем; музыку к фильму написали братья Шерман из «Disney», выигрывавшие «Оскар» (они также работали с «Книгой джунглей» и «Мэри Поппинс»); и режиссером был Кен Хьюз, который только что закончил снимать фильм о Джеймсе Бонде «Казино «Рояль». В моей роли не было слов – я был только в массовке, как в «Вечере трудного дня», – но благодаря этому фильму я мог не ходить в школу неделю, а также сниматься в знаменитой Pinewood Studios.

Я все хорошо обдумал: для семнадцатилетнего паренька, который противился всем ограничениям в детстве, «Пиф-паф ой-ой-ой» был отличным вариантом. На бумаге по крайней мере.

На Pinewood Studios были сотни детей, отправленных туда на кастинг, из самых разных школ. Повсюду были их сопроводители и учителя, и дети постоянно старались улизнуть от них всеми способами. Когда ты не в школе, ты хочешь как можно меньше заниматься тем, чем обычно там занимаешься.

Я не помню, чтобы я встретил хоть кого-либо из актеров. Мы были всего лишь массовкой, поэтому мы были отдельно от звезд – никакого Дика Ван Дайка, Бенни Хилла или Джеймса Робертсона Джастиса. Но я точно помню, что у меня было что-то вроде кисты на лбу, на которую была наложена повязка, по совету доктора. Мы, пойманные страшным похитителем детей, должны были выглядеть побитыми, испачканными и грязными. Но, когда в процессе монтажа Кен Хьюз увидел мою кристально чистую, аккуратно наложенную повязку, он вырезал меня из фильма. Проваливай со сцены, Коллинз. Снова.

Это был очередной гвоздь в крышку гроба моего желания стать актером. И, если честно, мне было абсолютно наплевать. Тогда был 1968 год – еще один ключевой период в музыке.

В год таких альбомов, как The Beatles – White Album, The Zombies – Odessey and Oracle, The Rolling Stones – Beggars Banquet, The Kinks – Village Green Preservation Society, Ван Моррисон – Astral Weeks, Pink Floyd – A Saucerful of Secrets, The Cream – Wheels of Fire, я бросаю школу. У меня были самые низкие оценки по актерскому мастерству, английскому языку и религиоведению. Я с трудом держался на плаву. Даже если бы я, боже упаси, начал карьеру продавца страховок в Лондоне, с такой слабой характеристикой у меня были бы огромные трудности.

Таковы были преимущества обучения у Барбары Спик. Все время, что я был школе, мои мысли были совсем в другом месте, или я сам был в другом месте. Изначально я хотел попасть туда по большей части потому, что это был шанс сбежать из чизвикской школы, и меня привлекало большое количество девочек в заведении Барбары. Целью школы было превратить тебя в молодую сценическую звезду. В моем случае этого никогда бы не случилось, поэтому мне скорее хотелось уйти оттуда. Конечно, школа предоставила мне несколько возможностей и помогла выступить на сцене, но это никак нельзя назвать блестящим началом карьеры.

Но из-за недостатка денег я попробовал себя в актерстве еще раз, когда в 1969 году сыграл в театре Пикадилли в уже упомянутом до этого «Оливере!», но в его новой постановке (в ней Фейгина играл Барри Хамфрис). Киноадаптация Кэрола Рида появилась в прошлом году, и поэтому к этой истории появился интерес. Ко всему прочему в то время я был в довольно печальном положении: я был барабанщиком без работы. Роль могла помочь мне заработать хотя бы немного денег.

Тогда ассистентом режиссера был двадцатидвухлетний Камерон Макинтош. Сейчас он, возможно, самый влиятельный человек в театральной сфере, антрепренер в империи стоимостью один миллиард фунтов стерлингов, поставивший «Отверженных», «Мисс Сайгон» и многое другое. Но тогда, в конце шестидесятых, я был выше его в театральной иерархии. Я сказал ему это много лет спустя в Букингемском дворце. Нас – сэра Камерона, сэра Терри вогана, сэра Джорджа Мартина, даму Веру Линн и меня – выбрали для встречи королевы и принца Филиппа на празднике британской музыки, в котором также принимали участие Джефф Бек, Джимми Пейдж, Эрик Клэптон и Брайан Мэй.

Когда мы стояли и ждали приезда его и ее величества, чтобы поклониться им и расшаркиваться перед ними, я прошептал: «А ведь мы, сэр Камерон, работали над постановкой «Оливера!» вместе».

«Нет!»

«Да! Итак, чем же вы занимались с тех пор?»

* * *

В 1968-м все мои мысли были только о музыке. Я сказал маме, что хочу бросить актерство и зарабатывать на жизнь игрой на барабанах. Она рассказала об этом папе. В унылых стенах «London Insurance» выступавший на сцене и снимавшийся в кино младший сын был предметом отцовской гордости, Гревилла Коллинза. Но играть в одной из этих поп-групп? Он был уверен, что в этом случае через пару лет я стану длинноволосым бедняком, насильником и грабителем, скитающимся по всему миру, отцом множества незаконнорожденных детей или даже хуже.

Папа отправил меня в Ковентри на несколько недель. Он просто перестал со мной разговаривать, чтобы продемонстрировать, насколько он зол.

Мне было все равно. Тогда моя голова была занята последними страницами Melody Maker либо тем, что было под тоненькой рубашкой Лавинии, иногда – и тем и другим одновременно.

Я начинал жизнь барабанщика, зарабатывающего на жизнь своим ремеслом. Или, скорее, пытался быть похожим на человека, который зарабатывает себе на жизнь игрой на барабанах.