— За вас.

— Надеюсь, что старая перечница еще чего-тостоит. — Бокалы стукнулись с гораздо более сильным звуком.

— Между прочим, я не гожусь вам в сыновья, —заметил он, глядя ей в глаза. — Скорее, я мог бы быть вашим взрослымдядюшкой.

— Который пытался бы совратить свою племянницу. —Она усмехнулась. — У меня действительно не было мужчин, Тимур. Вы неслушайте, как я говорю, это из-за моей закомплексованности. Я вчера сама себяне узнавала. Творила что-то невероятное. И сегодня не понимаю, что со мнойпроисходит. Кружится голова, я нервничаю. Как на первом свидании. А ведь мы свами могли быть уже дедушкой и бабушкой.

— Насчет бабушки вы погорячились.

— Нет. Моему сыну уже двадцать, не забывайте об этом,Тимур. И у меня был опыт не совсем удачной семейной жизни. Наташа как разрассказывала про вас, когда вы позвонили в дверь. И я подумала, что так небывает. Вы мне понравились с первого взгляда. Как тот идеал мужчины, который янарисовала себе в молодости. Сильный, мужественный, сдержанный, умный. Такоеневероятное сочетание вашей южной крови с еврейской. Горючая смесь, но в васесть что-то недосказанное. И что-то очень надежное. Женщины обычно чувствуютподобные характеры. Вы не умеете изменять любимым женщинам, предавать друзей,обманывать приятелей. В вас есть нечто цельное, что сразу к вам располагает.

— Портрет получился слишком хорошим, — пробормоталон, — я вовсе не такой. Иногда я соглашаюсь на компромисс, иногда простоотступаю. Я не такой, каким вы меня видите.

— И такой тоже, — сказала она, — поэтому вымне понравились. Мне кажется, что я в вас немного влюбилась. Понимаю, что этоглупо. Мы знакомы только один день. Но вчера вы произвели на меня впечатление.Говорят, что на самом деле все это химия и людей привлекают друг к другу ихзапахи. Мне нравится ваш запах, Тимур. Я всю ночь его чувствовала. На своихгубах.

Она подняла бокал.

— А теперь выпьем за вас, — предложила она. Бокалына этот раз едва соприкоснулись друг с другом.

— Ваше предложение еще в силе? — вдруг спросилаЭлина.

— Какое предложение? — не понял Караев.

— Вчера вы позвали меня к себе? Или я ошиблась?

Он молча смотрел на нее.

— И учтите, — вдруг сказала она, — если ясегодня поеду с вами, то это будет впервые в моей жизни. Даже с мужем явстречалась больше трех месяцев, прежде чем он уговорил меня поехать к нему.Наверно, я не должна была этого говорить, но я вам сказала. И вообще, в вашемприсутствии мне хочется быть маленькой девочкой, озорничать, кричать, ругатьсяи ничего не бояться… — Она подумала и добавила: — И ничего не скрывать.Какая у вас группа крови? — вдруг спросила Элина.

— Третья отрицательная. А почему вы спрашиваете?

— Мне просто интересно.

— А я боюсь, — вдруг произнес Тимур.

— Что? — не поняла она.

— Я боюсь, — повторил он, — боюсь неоправдать ваших надежд.

Она широко улыбнулась:

— Вы уже их оправдали, господин полковник. Вот этимисловами. Больше ничего не нужно говорить. Я не ошиблась в своем выборе.

С раннего детства его считали «счастливчиком». Он родился вМоскве, в июне шестидесятого, в семье дипломата. Отец работал в Министерствеиностранных дел, часто выезжал в командировки, служил генеральным консулом,советником посольства и послом в разных западноевропейских странах. МаленькийАшот начал учебу во Франции, где он пошел в школу при советском посольстве.Французский язык стал как второй или третий родной. В институт он поступилсразу после школы, выбрав для себя переводческое отделение филологическогофакультета МГУ. Учиться было легко. Но уже на пятом курсе ему предложили работув органах государственной безопасности. Еще несколько лет ушли на учебу взнаменитой сто первой школе Первого главного управления КГБ СССР, названнойпотом Краснознаменным институтом имени Юрия Андропова.

Закончив и это учебное заведение, Нерсесян получилнаправление в Нью-Йорк, где работал в постоянном представительстве СССР в ООН.К тому времени он в совершенстве знал несколько языков, в том числефранцузский, английский, испанский. Его ценили коллеги и любили женщины. Завеселый, остроумный нрав, за готовность всегда помочь, за жизнерадостныйкомпанейский характер.

Первые звания он получал легко, словно так и должно былобыть. Уже в двадцать семь стал капитаном, был на хорошем счету у начальства. Ноу Ашота Нерсесяна была и тайная страсть: он очень любил женщин, пропадал вночных клубах, посещал стриптиз-бары и заводил знакомства с сотрудницамиразличных постоянных представительств при ООН. В восемьдесят седьмом егосфотографировали в одном из ночных клубов. Фотография попала в газеты.Нерсесяна срочно отозвали домой, в Москву.

Там уже вовсю ощущались признаки надвигающегося кризиса. Ввосемьдесят восьмом ему не дали очередного звания, обойдя при присвоенииочередных воинских званий офицерам ПГУ. Более того, из первого отдела ПГУ,занимавшегося американскими вопросами, его перевели в десятый отдел, которыйспециализировался на франкоязычных странах Африки. Не в пятый отдел, куда оночень хотел попасть и который курировал страны Бенилюкса, Францию, Италию,Испанию, а в десятый. Ашот впервые подумал тогда, что его способности не ценятв родной организации.

Следующие три года прошли в постоянных разъездах по жаркимафриканским странам. И в условиях уже не просто надвигающегося кризиса, анастоящего краха. Который и наступил через несколько месяцев. Сначала былиавгустовские события, когда группа высших деятелей страны пыталась спасти ее отразвала, но действовала настолько нерешительно и бездарно, что своимитрусливыми и пассивными методами только подтолкнула другую сторону к активномупротиводействию. И в результате страна сразу потеряла три прибалтийскиереспублики. А через несколько месяцев в Беловежской Пуще трое лидеровславянских республик законодательно закрепили развал огромной страны, поставивсвои подписи под документами, свидетельствующими о подобной катастрофе.

Нерсесян, вернувшийся в Москву, вдруг оказался без партии,членом которой был, без государства, гражданином которого он являлся, и безорганизации, в которой служил. Первое главное управление КГБ СССР выделили вотдельную Службу внешней разведки и вывели из состава некогда единойорганизации. Начались массовые сокращения. Нерсесяну повезло, он былотносительно молод — его не уволили по сокращению штатов и не отправили напенсию. К этому времени ему шел тридцать второй год. И он все еще былкапитаном. Это было унизительно, его одногодки давно получили очередные звания.

Майора он получил в девяносто четвертом. Но к этому времениНерсесян превратился в абсолютного циника, который ни во что не верил и непризнавал никаких моральных авторитетов. После августа девяносто первого онсловно стал другим человеком. Бог умер, провозгласила новая власть. Даздравствуют новые порядки и новые кумиры. Новыми кумирами были стодолларовыебумажки с изображением Франклина, западный образ жизни, умениеприспосабливаться, умение быстро забирать все, что можно было забрать.