— Я стою у твоей двери уже пять минут, — сообщил Вейдеманис,— и можешь себе представить, как я нервничаю. Я уже звонил трижды и стучал, ноты не отвечаешь. Хотя твой водитель и Леня Кружков уверяют меня, что ты ужеприехал. Мне в голову лезли всякие нехорошие мысли.

— Я в ванной, — сообщил Дронго, — сейчас я вылезу и открою.Потерпи еще минуту.

Он вытерся полотенцем, накинул халат и поспешил открытьвходную дверь. На пороге стоял Вейдеманис.

— Хорошо, что Джил с детьми живут в Италии, — пробормоталЭдгар, — представляю, как бы она переживала, если бы ты после такой поездки ещене открыл бы дверь.

— Ничего особенного не произошло, — он впустил Вейдеманиса изакрыл дверь, — мы прошагали через весь город. Туда и обратно. И еще раз пятьпересекли этот злосчастный парк, где произошло убийство. В общем, понятно, чтоавтор описывает убийство, которое произошло в Саратове. За исключением сильногодождя, который помог ему замести следы. Все остальные детали совпадают. Ноникакого наблюдения за нами мы не почувствовали. Подожди, я переоденусь. Иначев халате я становлюсь похожим на Троекурова.

— Значит, в издательстве нет сообщника убийцы, — подвел итогЭдгар, проходя на кухню и усаживаясь на свое традиционное место, напротив окна,— иначе он обязательно сообщил бы о твоей поездке.

— Но рукописи исчезли. И даже копия рукописи, котораяхранилась у самого Оленева, — крикнул Дронго из другой комнаты, переодеваясь.

— Обычный писательский бардак, — возразил Эдгар, — у нихмогло пропасть все, что угодно. Не обязательно это был знакомый автора. Может,рукописи вообще забрал кто-то из редакторов для того, чтобы продать их в другоеиздательство. В конкурирующую фирму.

— «Безенчук и нимфы», — пошутил Дронго, входя на кухню. — Нозачем тогда красть копию у Оленева? Ведь она уже была среди исчезнувшихрукописей. Во всяком случае, отрадно, что нет прямой связи. Хотя проверять всехсотрудников издательства все равно нужно. Что у тебя по Нижнему Новгороду?

— Убийство, — вздохнул Эдгар, — преступление, характерноедля маньяка. Не сумел ничего сделать, задушил несчастную. Хотя пыталсяизнасиловать. Видимо, сильно переживал, нервничал. Может, он получаетудовольствие столь диким способом. Помнишь Чикатило?

— Теперь все подобные преступления связывают с его именем, —недовольно заметил Дронго, — его давно расстреляли.

— А подобные звери остались, — парировал Вейдеманис, — и,судя по всему, их не становится меньше нигде: ни в России, ни в Бельгии, ни вАнглии.

— Я помню, помню про все эти преступления в Европе, — кивнулДронго, — но сейчас мы имеем дело еще и с графоманом, который хочет выплеснутьиз себя все, что у него накопилось. Все, что он видел и пережил. Самые опасныелюди — это неудавшиеся творцы. Импотенция в творчестве не менее страшна, чемимпотенция в жизни. Сублимация существует, и в этом Фрейд был абсолютно прав.Неудавшийся художник ефрейтор Шикльгрубер стал Гитлером, неудавшийся поэт ИосифДжугашвили стал Сталиным. А сколько их, неудавшихся поэтов, художников,композиторов, исполнителей, ученых. Тщеславие, зависть, собственнаянесостоятельность, которую чувствует любой человек, амбиции. Словом, комплексСальери во всей его мощи. При том, что Сальери был еще относительно талантливымчеловеком. Но рядом с Моцартом любой композитор может ощущать своюнеполноценность.

— У тебя примеры только такие. Если композитор, то Моцарт,если поэт, то Пушкин.

— Примеры абсолютных гениев, — согласился Дронго, —универсальные примеры на все времена. Хотя ты знаешь, что кроме Моцарта я люблюеще Чайковского и Брамса.

— У каждого из них были свои отклонения. И свои сублимации,— напомнил Вейдеманис. — Может, у твоего «писателя» тоже такие отклонения.

— Но они не убивали людей, — жестко заметил Дронго, — и ихфобии причиняли им гораздо больше страданий, чем окружающим людям. Гений можетбыть с сильными отклонениями, но он не способен отнять жизнь у другогочеловека. В этом я абсолютно убежден.

— Значит, твой автор не гений.

— Надеюсь, что нет. Но его сублимация вылилась в подобныеубийства. И еще он хочет, чтобы о нем все знали. Чтобы его записи издавались ичитались. Какие подробности тебе удалось узнать?

— Почти никаких. Я даже пошел к местному участковому.Девочка из благополучной семьи. Возвращалась из музыкальной школы. Убийца напална нее, когда она проходила мимо строящегося здания, в котором никого не было.

— Почему?

— Был вечер субботы. Рабочие уже закончили свою работу.Преступник затащил девочку в это здание. Там ничего не было слышно, но она,очевидно, не очень кричала, просто не успела.

— Каждый раз, когда слышу о таких преступлениях, меня трясетот злости, — признался Дронго. — Если так будет продолжаться и дальше, то скорово всех странах примут особые законы против педофилов. Их просто начнут стерилизоватьпосле первых же преступлений. Даже в цивилизованной Европе.

— Я бы тоже проголосовал за эти законы, — заявил Эдгар, — ато получается странно. Педофилы-насильники получают несколько лет тюрьмы, потомвыходят за примерное поведение и снова нападают на детей.

— И еще добавь к этому их адскую жизнь в колониях и тюрьмах,— напомнил Дронго, — где насильников не особенно жалуют. Их самих насилуют иизбивают до полусмерти. Они отбывают не просто срок на зоне, а проходят черезвсе круги ада. И выходят на свободу в сто раз более обозленными и мстительными,чем раньше.

— Ты думаешь, это похожий случай?

— Не знаю. Не думаю. Для обычного насильника или бывшеготюремного зэка он достаточно образован и умен.

— Выходит, что он сначала писатель, а уже потом насильник иубийца. Или наоборот?

— Ни то и ни другое. Судя по всему, его опусы — этодокументальное отображение его подвигов. Но он решился на подобные действия несразу. Сначала прислал в редакцию несколько своих рукописей, словно проверяявозможную реакцию посторонних людей на его взгляды. Понимаешь, в чем дело? Онрешился на подобные преступления не тогда, когда вышел на охоту за своимижертвами. А гораздо раньше. Когда решил начать доверять бумаге свои мысли.Более того, именно тогда, когда решился послать свои рукописи в издательство.Вот тогда он и перешел своеобразный «рубикон». А уже потом, когда он выплеснулвсе свои тайные мысли на бумагу и сделал их явными, он решился и на физическиедействия, посчитав, что может себе позволить то, о чем он раньше только мечтал.

Вейдеманис угрюмо кивнул головой.

— Возможно, ты прав, — согласился он.

— Сейчас появился еще и Интернет, — напомнил Дронго, — самоевыдающееся изобретение людей в конце двадцатого века. И вместе с тем идеальнаятрибуна для разного рода графоманов, психопатов, эгоцентриков. Миллионы девочеки мальчиков выставляют свои фотографии, чтобы их могли увидеть все желающие.Тысячи графоманов печатают свои истории, чтобы их могли прочесть все желающие.Сексуальные маньяки ищут друг друга. Садисты находят мазохистов. Я недавноуслышал вообще невероятную историю, происшедшую в Германии. Садист-людоед искалпосредством Интернета мазохиста, который бы дал согласие, чтобы его съели. Чтоты думаешь? Он нашел такую жертву. Сначала людоед ел живого человека, отрезаяпо частям, а потом убил его и съел оставшиеся части. Это называетсяглобализацией и развитием цивилизации.