— Кофе выпью, — соглашается Эль. — А ты место оставь. Есть ещё домашние булочки и пирожки.

— Позже. Успею всё попробовать.

Надо остановиться, иначе можно уснуть на полуслове. Сытная еда разморила. Нестерпимо клонило в сон.

Принесли кофе. Эль — с молоком.

— Удивительно, — вдыхает она кофейный аромат, прикрыв глаза. По этому он тоже скучал. Только Эль умеет вот так остро и по-настоящему воспринимать, звуки, запахи, окружающий мир в целом. — Ты до сих пор помнишь, как я люблю.

Король и не забывал. Но что сейчас об этом?

— Зря ты не хочешь пирожков, ой, зря. Потом точно не попробуешь. В общежитии их сметут на раз-два-три!

Общежитие? Ах, да. Он до сих пор не сказал самое главное.

— Никаких общежитий, Тань.

Лео произносит слова медленно, очень весомо, чтобы она поняла: он не шутит.

— С этого момента ты будешь со мной и только со мной.



Таня

Настоящее время

— Лео, ты рехнулся? — это вообще не смешно. — Скажи, что ты пошутил.

— Какие шутки, Тань? — устало и тускло. — Стал бы я ради шуток ночью по окнам лазать. Мне уже не девятнадцать, как ты заметила.

Я пытаюсь набрать воздуха в лёгкие. Всё, на что меня хватает, — это съязвить:

— А заливал, что хотел с днём рождения поздравить!

Он даже не улыбнулся в ответ. Губы лишь упрямее сжал. Морщинки у глаз еле заметные, но уже есть. Веки воспалённые — теперь я вижу. Сколько он не спал?

— Если Кракен вернулся в город, то я из него уехала, — пытаюсь построить хоть какую-то логическую цепочку.

— Как думаешь, много ему времени понадобится, чтобы узнать, куда ты направляешься и где учишься? — Король устало трёт лицо, незаметно дёргает себя за уши, но я всё равно вижу. Он пытается не уснуть. А я слишком хорошо его знаю.

— Зачем ему? Столько лет прошло, — спорю из духа противоречия. Я не готова к крутым поворотам в своей жизни.

— Есть преступления без срока давности, — Король произносит слова тихо, словно через силу. — Эль, давай не будем спорить.

— Я же умру в клетке, ты знаешь, — это почти капитуляция, но и тоска: я понимаю, что мир если не рухнул, то перевернулся и стал другим. В одночасье.

— Я буду с тобой рядом и не дам тебе умереть, — звучит почти как клятва. Но для Короля так и есть. — К тому же, тебе нет нужды сидеть взаперти. Немного поменяются приоритеты свободы — всего лишь. Дай мне время, чтобы во всём разобраться. А потом, возможно, многое изменится к лучшему.

— Ложись спать, — вздыхаю огорчённо, но стараюсь, чтобы Лео не заметил. — Завтра будет новый день. С него и начнём.

— Эль… — он чувствует себя виноватым. И если бы мог, то всё изменил.

А тут ещё и я — обуза на его голову. Но я его ноша, поэтому он покорно тянет этот груз. Маленькая почти сестра. Девочка, которую нужно вытянуть из старой истории. Только поэтому он снова вынырнул, появился на моём горизонте. Если бы не это, вряд ли бы я его когда-нибудь увидела.

— Ложись спать, Лео, — повторяю и позволяю себе коснуться его щеки рукой.

Уже колючий. Ловлю его дыхание прямо в центр ладони. Щекотно и волнительно. Закусываю щёку изнутри, чтобы он не догадался, как меня тянет к нему. Словно бабочку на свет огня. Я снова обожгусь, потеряю крылья, но не лететь не могу.

— Ты же не убежишь, Эль? — он на миг касается губами моего запястья — лёгкий мазок по коже, а мне с трудом удаётся удержать дрожь.

Случайность или ничего не значащее для него прикосновение. Так целуют сестёр или матерей — мимолётно и мимоходом. Лео меня любит, но никогда не видел во мне женщину.

— Куда я от тебя денусь, Лео? — в эти слова я вкладываю иной смысл, но ему достаточно обещания никуда не убегать.

— Да. Мне нужно немного поспать, — бормочет, стягивая с плеч пиджак.

Сегодня на нём не костюм. Джинсы, футболка, кроссовки. Пиджак клубный, хорошего фасона. Правда, ему всё к лицу. И всегда так было. Не важно, как он одет.

Высокий, стройный, плечистый. Бёдра узкие, ноги длинные. Он худощавый, в нём нет солидной мышечной массы, что нарабатывают с помощью стероидов и долгих тренировок качки, но в Лео всё гармонично. Он притягивает взгляд даже в толпе.

Я слышу, как он вытягивается на полке, вздыхая, укладывается поудобнее и затихает, провалившись в сон.

Я убираю остатки еды со стола, стараясь не дышать и не шелестеть. Лео спит очень чутко, но, наверное, и у него есть предел прочности. Он не просыпается, даже когда я поправляю на нём одеяло. Бормочет только что-то невразумительное и цепко сжимает кисть моей руки в ладони. Ощупывает неосознанно и успокаивается.

Чьи руки тебя утешали, мой Лео? Кто та девушка, которой ты доверяешь безоговорочно? Вряд ли бы я хотела видеть её и знать, но терзающими душу и сердце вопросами задаваться мне никто не запретит.

Я гашу свет и ложусь на свою полку. У меня тоже была почти бессонная ночь, но даже с закрытыми глазами мне не уснуть.

Десять лет назад

Я играла ему на скрипке в небольшом спортивном зале, где пахло пылью, железом и потом. Где аккуратной стопкой лежали маты покрепче и поновее, а вразброс — потасканные, местами порванные.

Я снова прогуляла музыкалку, потому что он меня попросил. Встретил за углом и попросил побыть с ним.

Был он какой-то хмурый, словно не в себе, но допытываться, что с ним, я не посмела. Он дяденька, а я цыплёнок с длинной шеей.

Он вначале сидел на одном из матов, прислонившись к стене. Ладонь с длинными пальцами безвольно свисала с полусогнутого колена. Точно так, поникшим гнездом, клонилась голова к груди.

— Сыграй, как можешь, — подбодрил он меня, наверное, увидев, как я невольно топчусь на месте и украдкой вытираю вспотевшие ладони о юбку. — Не бойся. Я просто хочу услышать музыку. Живые звуки. Понимаешь?

Я понимала его как никто другой. У меня даже сердце мучительно сжалось в груди, потому что только так я воспринимала действительность: больше через звуки, иногда по запахам или движениям.

Музыка жила во мне нераспустившимся бутоном. Противоречивым знаком вопроса. Я тяготилась музыкальной школой и скрипкой, но сами звуки не вызывали отторжения, а даже наоборот: я жила ими и страдала, когда слышала фальшивые ноты.

И я решилась. Поводила смычком, настраиваясь. Морщилась, как от зубной боли. Тогда мне казалось: скрипка не мой инструмент. Слишком уж плавающий звук, и так трудно добиться его чистоты.

Я не хотела опозориться перед Королём, поэтому выбрала то, что могла сыграть с закрытыми глазами.