– Ну, так скажи, о чем я думаю.

– Уверен, что хочешь, чтобы я матерился, находясь так близкок твоей сестре?

Когда раздался смешок, Бутч посмотрел на профиль Ви. Татуировкавокруг глаза парня выглядела особенно зловещей, учитывая ауру контроля,окружавшую Вишеса, словно облако ядерной зимы.

– Ви, ты не хочешь, чтобы я высказывал свои мысли вслух, –тихо сказал он.

– Давай. Выкладывай.

Значит, Ви нужно выговориться, но, как обычно, скрытнаянатура не позволяла сказать об этом напрямую. Мужчина никогда нераспространялся о личном, но сейчас, по крайней мере, в этом отношении делообстояло не столь плачевно. Раньше? Он бы вообще не открыл дверь.

– Она попросила тебя позаботиться о ней, если ничего невыйдет, так ведь, – сказал Бутч, озвучив то, чего боялся больше всего. – И речьне о том, чтобы вовремя дать обезболивающее.

Ответом Ви послужил выдох, длившийся оооооооколо пятнадцатиминут, показавшихся вечностью.

– Что будешь делать? – спросил Бутч, хотя заранее зналответ.

– Я не стану колебаться. – «Даже если это меня убьет»осталось невысказанным.

Чертова жизнь. Иногда ситуации, в которые она ставит людей, бываютжестокими вне всяких мер.

Бутч закрыл глаза и откинул голову на стену. Для вампировсемья – это все. Твой супруг, братья, с которыми ты сражаешься, твоя кровь…значат целый мир.

И согласно этой теории, раз страдал Ви, страдал и Бутч. ИДжейн. И остальные члены Братства.

– Надеюсь, до этого не дойдет. – Бутч взглянул на закрытуюдверь. – Док Джейн найдет парня. Она упертая…

– Знаешь, что осенило меня минут десять назад?

– Что?

– Даже если бы за окном не сиял солнечный свет, она бы всеравно захотела пойти за ним одна.

Донесся связующий запах мужчины, и Бутч подумал, «Что ж,м-да. Джейн с хирургом годами были близки, поэтому если того придется убеждать,шансов на успех будет больше, если она пойдет одна… подразумевая, что ейудастся миновать все это «восстание из мертвых». К тому же Ви был вампиром. Эй.Разве кому-то нужен еще один слой дерьма?

И на этой ноте, учитывая все происходящее, было бы здорово,если бы хирург оказался ростом пять футов, с косоглазием и шерстью на спине.Уродство их единственный союзник, если связанный мужчина в Ви все больше давало себе знать.

– Без обид, – пробормотал Бутч, – но разве можно ее винить?

– Это моя близняшка. – Парень прошелся рукой по своим чернымволосам. – Черт побери, Бутч… моя сестра.

Бутч из первоисточника знал, что значит потерять сестру,поэтому, да, он понимал мужчину. И, блин, он ни за что не оставит брата. Они сДжейн были единственными, у кого есть шанс придержать Вишеса, когда онстановится таким. А Джейн будет занята тем хирургом и своим пациентом…

Звук мобильника Ви заставил их обоих подпрыгнуть, но Братбыстро пришел в себя и поднес телефон к уху прежде, чем тот прозвенел еще раз.

– Да? Нашла? Слава... богу... да. Да.  Встречу тебя напарковке. Ладно. – Наступила небольшая пауза, и Ви обернулся, будто хотелостаться один.

Отчаянно желая раствориться в воздухе, Бутч опустил взглядна свои мокасины от Диор. Брат никогда не выражал чувства на людях и необсуждал личные дела с Джейн, если присутствовала публика. Но поскольку Бутчбыл полукровкой, он не мог дематериализоваться, да и куда ему бежать?

Прошептав «пока», Ви крепко затянулся и пробормотал навыдохе:

– Можешь прекратить делать вид, будто тебя нет рядом.

– Какое облегчение. Я в этом полный отстой.

– Не твоя вина, что ты занимаешь много места.

– Так она нашла его? – Когда Вишес кивнул, Бутч сталсмертельно серьезен. – Пообещай мне кое-что.

– Что.

– Ты не убьешь того хирурга. – Бутч точно знал, на чтопохоже торчать во внешнем мире, а потом свалиться в эту вампирскую кроличьюнору. В его случае все обошлось, но с Манелло? – Это не вина парня, и не егопроблема.

Ви выкинул окурок в мусорное ведро и оглянулся, егобриллиантовые глаза были холодны, как арктическая ночь.

– Посмотрим, как все пойдет, коп.

И на этих словах он развернулся и зашел туда, где лежала егосестра.

Что ж, по крайней мере, сукин сын был честен, выругавшись,подумал Бутч.

***

Мэнни Манелло не любил посторонних за рулем своего Порше.Вообще-то, за исключением механика, он  никому это не позволял.

Однако сегодня за рулем сидела Джейн Уиткоум: во-первых, онаумела водить, не губя при этом его коробку передач, во-вторых, она заявила, чтолибо так, либо вовсе никакого свидания, ну, и, в-третьих, он все еще не моготойти от того, что человек, которого он похоронил, заявился со словами«привет, как дела?».

Поэтому вести тяжелый механизм на скорости семьдесят миль вчас могло оказаться не такой уж хорошей идеей.

Мэнни не мог поверить, что сидит рядом с ней в своей машине,направляясь на север.

Но, тем не менее, он согласился ей помочь. Не смог устоятьперед женщиной в беде… а также он был хирургом, подсевшим на операции.

М-да.

Так много вопросов. Немалая их доля его раздражала. Да,конечно, он надеялся оказаться там, где царит мир, свет, счастье и вся этасентиментальная брехня, но не особо в это верил. Какая ирония… Как часто он поночам пялился в потолок, уютно устроившись в своей постельке с бокалом«Лагавулина», молясь, чтобы бывший главврач травматологии вернулась к нему?

Мэнни взглянул на ее профиль. В свете приборной панели еелицо все еще сияло умом. И силой.

Она все еще была в его вкусе.

Но этому уже не бывать. Все эти «обманули дурака на четырекулака» по поводу ее смерти… а теперь на безымянном пальце ее левой рукисверкало серое с красноватым отливом кольцо.

– Ты замуж вышла, – сказал он.

Она не посмотрела на него и просто продолжала вести машину.

– Да, вышла.

Надоедливая головная боль, начавшаяся с того самого момента,как Джейн восстала из мертвых, тотчас же стала почти невыносимой, и неясныевоспоминания, похороненные на задворках сознания, мучили его, заставляя желать,чтобы они всплыли на поверхность.

Ему пришлось оборвать эти когнитивные поисково-спасательныеработы прежде, чем аневризма лопнет от напряжения. Кроме того, Мэнни все равноничего не мог с этим поделать – несмотря на все прилагаемые усилия, он не могдобраться до того, что, как ему казалось, хранилось в тайнике, и у неговозникло предчувствие, что если он продолжит в том же духе, то нанесет себе непоправимыйвред.