— Ты не представляешь, как велико сущее, Эгиль. И люди сами расширяют его границы. Поэтому и спрашиваю тебя, кто же ты? Хоть ты и родился на земле людей, но ей не принадлежишь, как и любому из известных мне миров. — очень уж у него складно выходило. Мне даже начало казаться, что это действительно происходит, ведь если я оказался младенцем в древней Скандинавии, то почему бы и происходящему сейчас не быть правдой.

— Я из другого времени…сам не знаю, как оказался здесь. Но я умер в том месте, откуда пришел. Когда снова открыл глаза, оказался в теле младенца… это все, что я знаю.

— Впервые за вечность моей жизни я вижу такое. Теперь понятно, почему ты так заинтересовал Локи. Поведай мне о своем времени, скиталец. — прозвучал глубокий голос Одина.

— Мне не известно, сколько живут боги, но через тысячу и еще пару сотен лет, ты и сам всё увидишь, — улыбнулся я, — Но если настаиваешь, то расскажу. Что ты хочешь узнать?

— Меня забавляет твоя дерзость, Эгиль, сын Синдри, в этом ты похож на отца! Хоть ты и выходец других времен, я чувствую в тебе мою волю. Скажи мне о нашем будущем! Почитаю ли богов Асгарда? Известно ли тебе о Конце Сущего, Рагнереке?

— Думаю, что я расстрою тебя. В моем времени вы живы лишь в сказках. Рагнарек, это когда весь Мир погиб и зародился вновь? Такого не произошло, но было очень много войн, про каждую из которых можно сказать, что она изменила мир.

— Значит вот каков наш конец… Думал я, что мы сгорим в пламени огненного великана Сурта, а на деле сгорит память о нас. Почему же мои дети забыли о своих богах?

— Я читал, что христианский бог занял ваше место. Его теплый Рай стал людям ближе, чем бесконечные битвы в Вальхалле. Да и к тому же, золота у его последователей гораздо больше, а где богатство — там и бог. — вздохнул я.

— Не ожидал, что наше место займёт этот наглый южанин! А он только стал сильнее, после разорения христианских святилищ. Тяжелые слова ты открыл мне… — помрачнел Отец Битв. Теперь его возраст отчетливо читался в единственном глазе.

— Почему же ты веришь мне, я ведь мог и обмануть. И вообще, как я здесь оказался?

— Мог, но не стал, и я верю тебе, Эгиль. После смерти моего сына, Бальдра, я слежу за всеми проделками Локи. Поэтому, когда он затуманил твою душу в образе девушки, я указал Асвейг на это. Твоя мать помешала ему, и ты провалился в забытье. — поведал мне Один.

— Так значит это все сон? Этого не происходит в реальности?

— Конечно, это сон. Но почему это не может происходить на самом деле? Существовать может все, во что верит человек. — улыбнулся он.

— Тогда, где же твои вечные спутники вороны и волки?

— Мои птицы здесь, но ты их не видишь. А с волками скоро познакомишься сам… — Всеотец загадочно усмехнулся. — Самая длинная ночь подходит к концу, Эгиль, и границы Миров крепнут вновь. Это не последняя наша встреча, поверь и проснись! — он опустил руку мне на плечо, и я почувствовал такую тяжесть, что она с огромной скоростью уронила меня на землю.

Глава 17

Та же сила, что придавила меня, в этот раз подбросила в воздух. И я оказался на ногах в нашем доме. Голова кружилась, и я не сразу заметил Сигрун, которая пристально следила за мной.

— Полна на события йольская ночь, не так ли, сын ярла? — зеленые глаза вельвы цеплялись за мое лицо.

— Что было в твоем зелье, Сигрун? — пробормотал я.

— А что было в твоих снах? — ее жесткий голос возвращал к реальности.

— Моих снах… — образы мелькали в голове, не получалось сосредоточиться. — Не помню… я падал, а до этого с кем-то говорил… и туман.

— Интересные сны, маленький Эгиль. Говорят, их шлют нам боги. Что ж, отдыхай и постарайся больше не прыгать в огонь. — сказав это, она развернулась и бесшумно ушла.

Голова прояснилась, но во рту чувствовался небольшой привкус железа, и очень ныло плечо. Когда я снял рубаху, обнаружил огромный красно-фиолетовый синяк во всю ключицу и левую сторону груди. Ощупав повреждения, пришел к выводу, что кости не сломаны. Как раз за этим меня застала Асвейг. Появившись в комнате, она опустилась и осмотрела мое плечо. Покачав головой, она поднялась, и я увидел свежий ожог на ее руке. Мне стало так больно от того, что Асвейг пострадала из-за меня.

— Ты обожгла руку по моей вине…

— Ты жив, и это главное. — тепло улыбнулась она и убрала ладонь от моего взгляда.

— А что случилось с той девушкой? — я вспомнил последние события до потери сознания.

— С какой девушкой? — встревожилась мать.

— Та рыжеволосая, с которой мы бежали к костру.

— Сын, что бы ты не делал, впредь тебе следует держать рассудок чистым. Не все в этом мире желают тебе добра, ни люди, ни кто-либо еще.

— Что ты имеешь ввиду? — я не понимал причину беспокойства матери.

— Когда я увидела тебя, ты был один. — твердо сказала она.

— Что мы пили из чаши? Может это снадобье Сигрун помутило меня?

— То было обычное йольское пиво, ничем кроме ягод и большей крепости от обычного не отличается. И не Сигруд его варила, а я.

— Так, а почему же все вели себя так, будто они сошли с ума? — я пытался найти хоть в чём-то объяснение.

— Потому что это Йоль, мой мальчик. Мы становимся теми, кем хотим быть, делаем то, что в обычной жизни не решаемся. Разве ты сам не чувствовал близость того, что за гранью? Все и правда сошли с ума этой ночью, также, как и ты. — она поцеловала меня в лоб. — А теперь иди к отцу, он хочет поговорить с тобой. Я кивнул ей и отправился искать Синдри, поэтому не мог услышать, как мама тихо сказала: «Рыжеволосая… так вот какой бог навестил мой очаг…»

Найти отца оказалось не трудно. Он как обычно руководил всевозможными процессами в нашей маленькой крепости. Его громкий голос, казалось, звучит со всех сторон. Когда я подошел к нему, Синдри хлопнул по спине Улеба, и тот довольный отправился к пристани.

— Куда ты его послал? — спросил я отца.

— Эгиль, проснулся, не заставляй мать нервничать больше! — ухмыльнулся он, — Мой сын впредь не должен валиться от одного глотка пива! Этот здоровенный варяг ест за пятерых, поэтому пусть отработает затраты на