Никто.

Хранитель мира считает, что свободной женщине нужно научиться драться двумя мечами одновременно? Метать кинжалы? Лазать по скалам? Ну что ж, пусть учит. И тренирует тоже.

Она признавала, что свободная девушка оказалась необычной. Та заинтриговала её тем, что Она не смогла проникнуть в её мысли. Потому что девчонка ни о чём не думала, никого не вспоминала.

Она пыталась в разное время проникнуть в мысли свободной, и всегда они были только о тренировке и о летасах.

Странно. Ну что ж…

Она помнит один мир, над которым пролетала когда-то давно и который выпила до конца. Вкус у того мира был на редкость паршивым. Пожалуй, она создаст летас по его подобию, и зрелище точно не будет скучным.

Мечи и кинжалы? Лук и стрелы?..

Пфф…

Интересно, как с их помощью смертники выживут там, где окажутся?

* * *

«Не думать. Не вспоминать. О нём. О них.

Нельзя…»

Сначала Еля придерживалась подобной тактики, когда поняла, что Хранители мира — сильные менталисты, которые читают её мысли.

Потом так вести себя посоветовал Демон — легендарный смертник Тюрьмы Пустоши.

Если Еля не будет контролировать мысли, Она будет всё о ней знать, её слабые и сильные стороны, тайные переживания и страхи. Потому что Она залезает в голову, душу и сердце, проникает под кожу.

Еля постоянно контролировала себя и заставляла выключать голову и размышлять только о том, что происходило на тренировочной площадке, в стенах Тюрьмы и о том, что рассказал о летасах Пустоши Демон.

Информации для размышлений, слава богу, хватало. С головой.

Демон…

Необыкновенный мужчина. Взрослый. Сильный. Мудрый. Добрый. А ещё бесконечно уставший.

Еления вспомнила его. Вернее, кем он раньше был. Раз Линара Корденис — его жена, значит Демон — тот самый Тинар Корденис, который когда-то занимал должность Главы полиции Ровении, слыл суровым и справедливым человеком, сильнейшим магом, а несколько лет назад был упрятан в Тюрьму Пустоши по наговору клана Варниусов.

«Невиновный смертник» — именно так о нём говорили в кулуарах дворца. Именно эти слова в отчаянии выкрикивала его жена в Верховном суде Ровении, требуя освобождения мужа. Но, увы, — тот, кто попадал за Стену спасения, навсегда пропадал для общества и семьи. И даже новая династия Данери, пришедшая на смену Варниусам, ничего не могла изменить.

Демон поразил Елю силой духа и желанием помочь. И как же он отличался от того, другого смертника, от которого за сотню шагов несло яростью и жестокостью.

— Дух отказался с вами разговаривать? — усмехнулся Демон, а в его умных проницательных глазах Еля ясно прочитала участие.

Мужественное лицо Демона было покрыто мелкими шрамами, каштановые с проседью волосы аккуратно подстрижены до плеч и перехвачены лентой. В уголках карих глаз залегли многочисленные морщинки. Бывший глава полиции был высок и крепок словно дуб.

Встреча с Демоном произошла в небольшой комнате с решётками на окнах. Когда они с Роном вошли, мужчина стоял у окна и задумчиво смотрел на улицу, к ним повернулся резко и порывисто, за секунду цепким взглядом осмотрев их с ног до головы. На запястьях мужчины Еля увидела наручники заключенного.

— Жаль. Потому что возможно Дух знает что-то о летасах, чего не знаю я, а Пустошь постоянно создаёт новые летасы. Но в его поведении нет ничего странного. Наоборот, я бы очень удивился, если бы Дух согласился. Дух — одиночка по натуре и очень замкнут. Тем более давно потерял интерес к жизни.

— А почему вы не потеряли? — затаив дыхание, спросила Еля. — Почему вы остались таким? — жест девушки был очень выразительным и всё объяснил смертнику.

— Потому что я всегда надеялся, надеюсь и буду надеяться на чудо, — просто ответил смертник-легенда и слегка улыбнулся, очень грустно, одним уголком твёрдо очерченных красивых губ. — И, как видите, я оказался прав. Появляетесь вы и всё переворачиваете с ног на голову в этом маленьком суверенном государстве смерти и ужаса.

— Я?! — Еления в изумлении уставилась на мужчину, который с открытым любопытством рассматривал её.

Рональд тоже с искренним удивлением уставился на девушку. Видимо, он до сих пор не подозревал, какая уникальная у него напарница.

— Ну не я же, — вздохнул Демон. — Вас и Линару привезли почти одновременно. Но Линару определили к смертницам, — голос мужчины невольно дрогнул, — а вас — к Стражам. То, что мою жену не посвятили в Стражи, — не вызывает у меня удивления, так как она обычная женщина, никогда не державшая в руках оружия. А вот то, что вас так быстро приняли в ряды Стражей, — взгляд мужчины стал очень красноречив, — очень удивляет. И то, что сейчас сам Великий Хранитель Конели тренирует вас и просил за вас Духа, а потом и меня, тоже поражает. Разве это не чудо по-вашему? Что происходит, кто бы мне сказал?

Еления молчала, озадаченная словами смертника. Она догадывалась, что происходящее с ней в Тюрьме Пустоши, сильно выходит за рамки того, что обычно происходит с теми, кто попал за Стену. Но услышать это от смертника-старожила оказалось вдвойне удивительным.

У друга вид был хмурый и задумчивый. Еления знала, что для Рона Хранители мира сочинили целую легенду. Якобы он сам добровольно направлялся в Тюрьму Пустоши, чтобы стать Стражем, но перед Стеной спасения, в маленьком городке, твари Пустоши напали на него, почти всего выпили, лишив памяти и… магии. Однако Стражи спасли его и привезли за Стену, чтобы он исполнил свой долг.

Насчёт неё Рон знал почти всё. Что она свободная женщина, невеста императора Данери, похищенная в Ровении и привезённая для Смертельных игр Пустоши. Не догадывался он только о том, что до появления в Тюрьме Пустоши он тоже знал её и относился по особенному. И Хранители, и Еления решили, что Рону пока не нужно об этом знать.

А потом Демон стал рассказывать.

— Времени у нас мало, много отвлекаемся. Теперь слушайте.

Еля, до этого присевшая на стул, даже вперёд подалась, а Рон замер за её спиной каменной статуей.

— Вы никогда не узнаете, что вас будет ждать за той чертой каменистой Пустоши, после которой начинается игра. Поэтому подготовиться к летасам невозможно. Она читает нас всех, всегда и всё знает. Поэтому советую постоянно контролировать мысли и не думать о том, что вам действительно дорого. Или о тех, — голос мужчины дрогнул, — кто вам