Давешний эсэсовец, тот, что подходил к проволоке, круторазвернулся на каблуках и принял от коменданта пестрый пакет – по виду один изтех, откуда обычно доставали хлеб с ливерной колбасой. Что-то там лежало, но насей раз определенно не пайки – пакет выглядел довольно легким.

В следующую минуту стало ясно, для чего у подножия трибункилежит железный лист, которого еще вчера не было. Черномундирник старательнопринялся высыпать на него содержимое пакета – мелькнули несколько паспортов вразномастных обложках, кучка запаянных в пластик водительских удостоверений,еще какие-то корочки разной величины и разных цветов – темно-красные, бордовые,синие. Туда же сыпались какие-то печатные бланки, вовсе уж непонятные бумаги,яркие импортные кошельки для ключей и связки ключей на колечках с брелоками,бумажники, квитанции, еще какая-то мелочь. Не спеша, с расстановкой полил кучубензином из некрашеной канистры, наклонился, поднес высокий огонек хорошей зипповскойзажигалки и отпрыгнул.

Взметнулось бледноватое пламя. Лично Вадима это ничуть некасалось, он никаких документов в конторе не оставлял, но все равно неприятнопередернуло – все это и впрямь перестало смахивать на шутку, даже триждыидиотскую…

– Каз-злы! – взревел Браток, видимо, углядев вполыхающей, коробящейся куче нечто ему принадлежавшее, кинулся туда, задевлоктем Вадима…

Ему дали пробежать ровно половину расстояния до набиравшегосилу пламени. Охранник с длинной неприятной рожей шагнул вперед без малейшегозамешательства, как-то очень уж ловко крутнул в руках «Моссберг» с покрытымкамуфляжными разводами прикладом – и приклад впечатался в физиономию бегущего,послышался столь мерзкий чмокающий стук, что по телу пошла волна отвратительнойдрожи. Вадим ощутил, как под ложечкой у него самого что-то противно екнуло, датак, что слышно, наверное, было всем остальным.

Потом загремели выстрелы – это второй палил по людям,кинувшимся к костру вслед за Братком, стрелял только он один, остальныеостались в прежних позах. Крики, оханье, люди падают, катаются по земле, кровине видно, но крики не утихают…

Что-то больно ожгло ногу ниже колена. Вадим, не смеяшелохнуться, скосил глаза – рядом с грязной босой ступней лежал черный, слегкадеформированный шарик размером чуть поменьше теннисного. Резинка от кого-тосрикошетила, резиновыми пулями лупит, гад…

Потом перед сломавшимся строем вновь взлетели невысокиефонтаны земли – это другие палили дробью. Как неудивительно, порядоквосстановился чуть ли не мгновенно, выровнялась двойная шеренга, только те,кого задели резинки, корчились и охали в голос перед застывшими – руки по швам– кацетниками да Браток стоял на коленях, зажав руками физиономию, охая ипокачиваясь.

– Ахтунг, хефтлинги! – заорал, надсаживаясь, комендант. –Буду считать до трех. Кто немедленно не заткнется, брошу к херам на проволоку!Айн… цвай… драй…

Упала мертвая тишина, даже Браток унялся, только огромнаярыжая псина жутко рычала и рвалась с поводка, недовольная, что ей ни в кого недали вцепиться. Бензин на железном листе почти выгорел, там поднималисьмногочисленные дымки, удушливо вонявшие горелой синтетикой, шипели и пузырилиськусочки пластика, налетевший ветерок разбрасывал черные хлопья пепла вперемешкус кусками недогоревшей бумаги. «Это же уже не игра, – беззвучно взвылВадим, – разве может быть т а к а я игра? Разве можноиграть в такие игры с господами, хозяевами жизни, теми, кто платил деньги зау с л у г у?»

От страха и непонятности происходящего пересохло во рту. Всетворившееся вокруг было столь же диким и невозможным, как если бы взбесилсясобственный «мерседес» или хлебопечка «Панас», если бы начал тебя шантажироватьи грозить побоями ксерокс на фирме…

И тем не менее это был не сон. Это была реальность, всетворилось наяву.

Послышался надрывный женский всхлип.

– Ну-ну? – оживился комендант. – Кто там проситсяна проволочку?

Воцарилось гробовое молчание.

– Послышалось, – сговорчиво протянул комендант. –Акустический обман слуха… А вы что тут валяетесь, господа хорошие? Ну-ка встрой, живенько, ножками-ножками, тут нянек нету… Ох вы, мои хорошие, какие вынынче дисциплинированные, я из вас еще, смотришь, людей и сделаю… Ахтунг!Господа капо! В темпе гоните свою скотину получать пайку, а потом – по пещерам,милые, по пещерам! Первый барак, арш!

Оживившийся Василюк браво выкрикнул:

– Цу бефель, герр комендант! – чуть ли не бегомпреодолел отделявшее его от соседей по бараку расстояние, остановился в трехшагах и прямо-таки пропел, поигрывая дубинкой: – На-аправоо! На месте шагомарш!

Они сделали поворот направо – без всякой слаженности, какбог на душу положил. Вадим одной рукой поддерживал под могучий локоть Братка –тот все еще пошатывался, чуть ли не вся левая половина лица набухала опухолью,кровянившей несколькими глубокими царапинами.

– Хальт! – рявкнул комендант. – Герр капо, прошуобратить особое внимание на занятия строевой подготовкой. Это, по-вашему, есть«направо»? Верблюды беременные, а не образцово-показательные заключенные!Сегодня еще сойдет, но после обеда начинайте-ка их гонять по-настоящему…

– Цу бефель, герр комендант!

– Гоните за пайкой!

– Яволь, герр комендант! Ша-агом арш! – и послеминутного замешательства Василюка осенило: – Ногу держать!

Должно быть, в армии он не служил отроду и потому понятия неимел, как следует командовать, чтобы шеренга шагала в ногу, но его правильнопоняли, от отчаяния, должно быть, и кое-как пытались исполнять требуемое. Подржанье двинувшегося следом охранника дошагали до ворот. Остановились покоманде.

– Вольно! – скомандовал новоявленный капо.

Вадим прекрасно разглядел, что лицо чернявого интеллигентапылает неподдельным энтузиазмом и, можно даже сказать, восторгом. Не похожебыло, чтобы э т о т испытывал страх или отчаяние.

«Может, там, в большом мире, какой-нибудь переворот? –от безнадежности пришла Вадиму в голову устрашающая догадка. – Взяливласть какие-нибудь красные, встали-таки проклятьем заклейменные, объявиливновь классовую борьбу, и началось? Грабят награбленное и восстанавливают,изволите ли видеть, справедливость? Должно же быть хоть какое-то объяснение?Другого вроде бы и нет… Но ведь вчера вечером все еще было нормально? Правда,со вчерашнего вечера столько воды утекло».

– Попались, засранцы? – вывел его из тягостногораздумья бодрый вопль тетки Эльзы.

Она стояла по ту сторону проволоки, благоразумно отступив отнее не менее чем на метр, передвинулась, встала напротив отверстия в воротахкуда только и просунуть буханку хлеба – или кошке протиснуться. Уперев руки вжирные бока, разглядывала «полосатиков» с жадным наслаждением. На поясе у нееобнаружилась расстегнутая кобура с наганом – полное впечатление, настоящим.