Под вогнутым днищем фляги как раз прекрасно уместиласьнетолстая пачечка тех самых ихних долларов, которые, собственно, и есть нашибаксы, да крохотный китайский фонарик величиной с толстую авторучку. Всеснаряжение, необходимое для его нехитрых целей, ничего другого и нетребовалось.

Сунув в единственный карман полосатого бушлата фонарик и двамастерски исполненных портрета президента Гранта, Вадим внутренне собралсяперед не столь уж сложной акцией. Ушки следовало держать на макушке,провалишься, ощутимых неприятностей не будет, разумеется, но вот подземный ходохрана с превеликой радостью изничтожит, а его следует поберечь и для себя, идля преемников…

Уже совсем стемнело. Вадим постоял на краю веранды,присматриваясь, прислушиваясь и прикидывая. Слева давешние придурки продолжалинепонятный труд, превращая один из туалетов в подобие то ли сейфа, то лизоопарковской клетки – там почти беспрерывно шипел сварочный агрегат, нелюдскипотрескивало, вспыхивали холодные синие проблески. На фоне посеревшего небачетко виднелся силуэт часового, помещавшегося на единственной вышке, но онстоял к Вадиму спиной, знал, питекантроп, что вредно долго таращиться на пламяэлектросварки. Точно так же и бдительный Вилли стоял лицом к тайге, развернувтуда же мордой верную псину. Прожектор на вышке давно уже озарял один и тот жеучасток колючей проволоки, луч не сдвинулся ни на миллиметр. Не было нуждыособо нервничать – охрана не без оснований полагалась на «объемные» датчики,присобаченные к каждому столбу с той стороны проволоки. Штучки крохотные истопроцентно надежные, подойдешь к столбу ближе чем на метр – мгновенноподнимут хай вселенский. А посему по территории лагеря можно было перемещаться,как тебе угодно, никто за тем, что происходит внутри, и не следил особо,сосредоточившись лишь на том, чтобы не допустить побега. Вадим, оценив шансы(каковые все были на его стороне), подумал не без превосходства: все же комендантгерр фон Мерзенбург, если откровенно – совок совком. Многое творится у него подносом, о чем он знать не знает. Не зря молва гласит, что герр комендант – неболее чем зачуханный советский интеллигент, совсем было собравшийся вымеретьввиду полной неспособности устроить судьбу в новой реальности, но кто-то изшантарского отделения «Экзотик-тура», вроде бы бывший однокашник, пожалелпридурка и подыскал непыльную работенку. Во всяком случае, умный человек Доцентименно к этой версии склоняется, да и Вадим склонен ее придерживаться из-засобственных наблюдений и рассказов Катеньки.

Все, кажется, было в порядке, никак не должно оказатьсяпоблизости зоркого наблюдателя за этим именно бараком. Вадим, прикинув впоследний раз не особенно мудреную тактику, тихо спустился с крыльца и двинулсявперед, к соседнему бараку, держась так, чтобы его собственный барак осталсямеж ним и копошившимися у сортира придурками. В соседнем стояла мертвая тишина,словно там и не было ни единой живой души, свет не горел.

Пронзительно, как-то нелюдски шипела электросварка, вокругто проявлялись, то исчезали черные тени. Овчарка вдруг дернула ушами,повернулась было в его сторону – Вадим замер, – но почти сразу жеуспокоилась, уселась в прежней понурой позе. Видно было, что ей чертовскискучно, никак не возьмет в толк, к чему эти полуночные бдения.

Вадим двинулся дальше. Выглянул из-за угла последнегобарака. Ну, надо же…

Метрах в пятнадцати от него, по ту сторону проволоки,старательно возились еще три темных силуэта. Вспыхнул сильный фонарь, высветилтолстый столб, кто-то сварливо стал поучать, как именно следует поставить, какповернуть, чтобы луч падал именно туда, куда надлежит. Остальные двое ленивоотругивались без особой нужды, троица держалась с извечным равнодушиеммастеровых, которых заставили возиться с занудной работой, в результатах коейлично не заинтересован подневольный исполнитель.

– Тяни, говорю!

Один потянул с деланным кряхтением – ага, толстый провод,уходивший в неизвестную темноту. Ему принялись помогать, и дело, в общем,помаленьку спорилось, хотя Вадим так и не понял, что они там затевают. Ну ихрен с ними. Быстрой пробежкой преодолел последние метров тридцать и оказался увысокой двустворчатой двери бывшего клуба – самого большого строения в лагере.Замер на несколько секунд, чутко прислушиваясь к окружающему, – дверь былатемная, а вот стены беленые, кто-нибудь мог и заметить мелькнувший на их фонечеловеческий силуэт.

Обошлось. И те, что возле сортира, и те, что возились снепонятным проводом, на окружающее не отвлекались, а часовой на вышке признаковжизни не подавал – если он там вообще пребывал. Мог и уйти дрыхнуть.Осторожненько, тихо, по сантиметру, Вадим приоткрыл высокую створку – почти нескрипела, зараза, – проскользнул внутрь. Постоял, пока глаза худо-бедно непривыкли к темноте.

У противоположной стены свалены в кучу длинные скамейки,справа смутно виднелась сцена, голая, как лунная поверхность, даже занавеса небыло. Во времена, казавшиеся ныне чуть ли не сном (когда генсек представлялсявечным, как Кощей Бессмертный, а цены не менялись долгими годами), он угодилоднажды в такой вот лагерь. Папенька, изволите ли видеть, возжелал вдруг, чтобыотпрыск не отрывался от коллектива. И пришлось битый месяц тянутьпионерскую лямку. Почти на такой же сцене он однажды и блистал в идиотскомбалахоне ку-клукс-клановца («без речей», как писали некогда в театральныхпрограммах) – тогда в Штатах случилась очередная заварушка, негры хлестались снациональной гвардией, и пионеров, как водилось, заставили отвечать нагляднойагитацией на очередные происки империализма. Стоило возиться, если сейчас этинегры из третьего поколения безработных живут получше отечественногопрофессора? Одним словом:

Раз-два-три, пионеры мы!

Папу с мамой не боимся, писаем в штаны!

Направился в дальний угол, посветил фонариком, бдительноследя, чтобы луч не поднимался выше подоконника, сильно пнул нижний конецдоски, которая только со стороны казалась накрепко приколоченной. Доска легковылетела – поймал ее на лету, тихонько приставил к стене, открыв неглубокийпроем, где обнаружилась металлическая рукоятка.

Когда Вадим с некоторым усилием отжал ее вниз до упора,слева, под ногами, явственно щелкнуло. Просунув ладонь в щель, он отвалилкрышку люка, старательно установил доску на место, посветил вниз. Осторожненькоспустился по нешироким деревянным ступенькам. С обратной стороны к люку былапривинчена удобная ручка, стоило дернуть – и крышка встала на место, даже придневном свете не сразу и найдешь, если не искать специально.

И он двинулся по обшитому широкими досками подземному ходу,узкому, но достаточно высокому, нагибаться приходилось лишь самую чуточку.Воздух был застоявшийся, затхлый, в ноздри лез влажный запашок сырости – доски,похоже, начали чуточку трухляветь.

«Деловой человек нигде не пропадет», – подумал он снекоторой гордостью. Правда, лично ему гордиться было нечем – старый друг ПашаМечников, занимавший немаленький пост в местном отделении «Экзотик-тура», какраз в свое время и надзирал за превращением бывшего пионерского лагеря в нечтопо духу противоположное. А поскольку Паша с самого начала собирался (втрадициях истого коммерсанта) делать бизнес в первую очередь на добрыхприятелях, превратив их в клиентов, приготовил для посвященных лишнююприманку-льготу: подземный ход плюс сговорчивые девочки из лагерной канцелярии.Строителям, понятно, начьхать. Что им велели, то они и сработали и тут жезабыли. Герр комендант с присными, ясное дело, не в курсе. А людям приятно,всегда есть возможность скрасить суровые концлагерные будни. Паша и сам парураз сюда сбегал от бдительной женушки, вовсю используя собственное изобретение…