Раздумье тайное встаёт над перевалом, где тавры поклоняются Богине Девы, где слышен шепот уст, слова молитв и солнца луч скользящий. И гром, и молнии, и дождь, и снег сыпучий. И слёзы неба и земли с горечью и сладостью, с болью и радостью. Виденья бледные и пёстрые здесь до сих пор встают, плывут, живут.

На культовом открытом овале, границы которого отмечали ямки с простыми камнями, гостей встречал Главный Шаман в белом одеяние, с седыми длинными волосами, ниспадающими на плечи, руладами волнистой бороды, державшего за верёвку спутанного жертвенного быка, украшенный гирляндами цветов. Над капищем вставало чудное небо с легкой прописью плывущих прозрачных облаков. Шаман священнодействовал, обращаясь к небесным силам. Быстрый и сильный удар ножа прямо в сердце могучего быка и он, подкошенный, валится на зелёную траву.

Кровь жертвенного быка пьют тавры, и этот языческий обычай совершает капитан, обмакнув пучок травы к сочившейся ране поверженного животного и приложив свои губы к густой и кровавой влаге, вытекающей из священного и ритуального скотоводческого божества.

Святой восторг горных дикарей от выпитой крови приводит грека в мистический ужас, но взглянув на Оксу, опять почувствовал Атрид не понятное и не проходимое влечение к милому образу, и позабыл о первобытном кровожадном обычае, словно пригубил румяное вино.

А вождь тавров Вир тайно, исподтишка, наблюдал за красавцем греком, пытаясь в его действиях и мимике лица найти фальшивые выражения или брезгливость к таврскому поклонению, но Атрид, будто позабыв о всякой осторожности, горячо и самозабвенно любовался его дочерью. И осторожный и хитрый воин Вир поверил в искреннее чувство молодого кормчего. Потом ему самому хотелось породниться с великой греческой нацией, принёсшей цивилизацию в его дикий край.

– Соединяя жизнь двух влюблённых, я приношу в дар Богини Девы серебряного орла! – торжественно восклицает вождь и в жертвенную лунку помещает изящную драгоценную статуэтку.

– Благодарю вас, вождь благородный! – отвечает чужеземный кормчий Атрид и даёт божественную характеристику культу греков. – Орёл символ Зевса, небесной солнечной силы, огня и бессмертия. Орёл связан с вершиной мирового дерева, а змей с его корнями.

Над культовым овалом запылал большой костёр, где жарили мяса жертвенного быка, а голову и кости сжигали в дар Богини Девы. И неспроста греческое слово – таурос – бык послужило грекам дать имя местному туземному народу – тавры, происхождение и имя которого остались неизвестны.

* * *

Узнав о свадьбе Оксы и чужестранца, Дельфин просто затрясся от злобы, ведь он страстно был влюблён в дочь вождя и надеялся стать её мужем. А тут свалилось такое несчастье и недоразумение, вместо ого, чтобы казнить чужестранца вождь Вир отдаёт ему в жёны собственную дочь. И рухнули все планы Дельфина, а как красиво и удивительно он проводил время с дивной Оксой, плавая и ныряя с ней у берегов залива. Он уверенно надеялся, что девушка обольщена его мужской силой и талантом ловкого пловца, ведь многие горцы-тавры не могли плавать, а он отлично овладел этим искусством. Потом он был смелый и геройский пират, умело организовывая нападения на торговые суда, часто и много снующие по заливу.

«Залив сокровищ!» – так Вир назвал таврскую морскую территорию, и Дельфину очень понравилось это выражение, ведь он счастливо жил и удачливо пиратствовал в ней, словно рыба в воде.

Но душно стало Дельфину, будто он и в правду превратился в рыбу, выброшенную на берег, задыхаясь от ненависти к заморскому счастливцу, случайно забредшему на своём корабле в их исконный залив, легко и быстро отобравший сладкий кусок, о котором так мечтал Дельфин.

– Позор тебе и проклятия, вождь Вир, ты предал таврские законы и помиловал чужестранца! – шептал Дельфин, но вслух произносит свои заклятья, панически боялся, хорошо зная силу и ум вождя.

Но злоба диким голосом звала Дельфина к мщенью. «Убей чужестранца! И Окса будет твоя!» Шептала злость разгоряченному невесёлыми думами лихому пирату. « А если убийством чужестранца я прогневлю вождя, то и меня тоже ждёт неизбежная смерть! Ведь он изменников разглядывает с первого же взгляда и может догадаться о моём плане». Здравая мысль останавливала Дельфина от преступления. «А что посоветует мне наша Богиня Дева?» – задумался Дельфин. «Нужно помолиться», – решил он.

– Святая Дева, Богиня гор! Успокой мой дух заблудший! Останови меня от безумного злоумышленья! – обратился Дельфин.

Ответа нет. Молчало небо. Точно заблужденье было предано забвенью.

* * *

А скоро им вдвоём выпало новое пиратское дело. На дальнем острове, что смотрел в открытое море и имел название «Старший брат», второй, ближе к берегу носил имя «Младший брат», а оба острова тавры называли – «Близнецы», они должны высадиться с лодки и тут ждать очередную жертву. При появление паруса на горизонте зажечь дымный костёр, привлекая внимания врага, а если вдруг налетал туман, то гудеть в бычьи рога, эхом зазывая блуждающий корабль, сбившийся с курса.

Вождь Вир, явно предчувствуя неприязнь Дельфина к таврскому кормчему, отобравшему у него красивую невесту, решил проверить обоих в деле и послал одних, без сопровождения воинов.

Атрид отлично понял мысль вождя, что его испытывают на благонадёжность и способность теперь служить таврам, когда он стал членом их сообщества. Только не мог понять угрюмость сопровождающего. Этот парень отказывался говорить с ним, держался сухо и настороженно, даже как-то отдалённо.

Кострище для маяка было устроено на верху скалы, на «голове» «Старшего брата». Маленький овал, как лысина, был черный от копоти и старых углей. Вязанки дров дозорные принесли за спиной и аккуратно выложили сухой шалашик, заготовку для будущего костра. Все действия проходили в полном молчании.

Сердце Дельфина кипело злобой, ведь он главарь пиратской деревни тавров, плавающий, как рыба, смелый и сильный, которого боятся многие соотечественники, и вдруг так опростоволосился перед греческой дрянью, лишившего его знатной жены. Конечно, многие знали, что он влюблён в Оксу и теперь будут смеяться ему в глаза, похихикивать за его спиной. Нет, это невозможно. Но убить грека Дельфин не мог, за это его бы жестоко наказал бы вождь Вир. Кормчий, оставшийся без корабля, сам должен умереть, отступившись на скалах и рухнуть в пропасть, или погибнуть в бою со своими заморскими земляками. Всё покажет время, а пока надо тщательно наблюдать за греком, добротно и без суеты, который быстро и легко осваивается на новом месте.

Атрид чувствовал, что пират зорко за ним подсматривает и не пропускает ни одного его движения.

«Что же ты, сопровождающий, такой сумрачный и подозрительный, но мне надо дружить с тобой, ведь я остался среди вас, варваров, ради своего сердечного чувства и теперь должен всё стерпеть, но я буду учить вас жить по нашим греческим правилам и законам!» – спокойно и уверенно твердил себе кормчий.

Остров «Старший Брат» оказался крутым и обрывистым, без удобных тропинок и полянок. Только остов скалы, словно торчащая голова демона из воды, с рельефными очертаниями человеческого лика; нос, рот, уши, глаза, вьющиеся кудри и лысина. Явно было видно, что в нём скрыты какие-то тайны и загадки, будто неведомые силы и святые жили здесь или устраивали ночные встречи.