Я ушла от греха, но купальник мне враз разонравился.Береженого Бог бережет. Я надела платье, взяла книгу и устроилась в тенечке.Павел на веранде остался, но не телевизор смотрел, а на меня поглядывал.

После обеда появились остальные. Сидели на веранде и пивопили. Павел все хмурился. Может, по жене скучал? Я по-прежнему в тенечкесидела, хоть и надоело мне это до смерти.

— Пойду спать, — сказала громко.

— Подожди, через час уезжаем.

— Куда?

— За кудыкину гору.

— Слушайте, надоело мне это, может, я вас здесьподожду? Что за манера кататься всем скопом?

— Высказалась? Полегчало? Через час едем.

Ехали мы на встречу с Афганцем, это я из разговоров в машинепоняла. Вышли возле магазина, где видеотехникой торгуют, в него и направились.Здесь нас ждали. Провели в кабинет, там сидели Панкратов Алексей Викторович,больше известный как Афганец, и еще двое. Афганец и Павел сели напротив другдруга, Гиви замер у двери, Витек — у окна, Мишка возле стены томился. А я настуле пристроилась, тоже у окна. Отсюда наблюдать было удобно и все-таки от нихподальше. Алексея Викторовича разглядывала, потому как была любопытна. Он сиделвполоборота ко мне, искалеченной стороной лица, и выглядел зловеще. Черезнекоторое время я вдруг решила, что, несмотря на внешние различия, были они сПавлом чем-то поразительно похожи. Возможно, это и вызвало их взаимнуюсимпатию.

— Какие новости в городе? — спросил Павел.

Афганец отвечать не торопился, усмехнулся, повертел в рукебокал и только потом сказал:

— Разные. Ты больно задел Мотю.

— Он начал первый.

Афганец пожал плечами:

— Мотя чувствует себя хозяином. Ты не проявил уважения.

— Послушай, Алексей, — Павел впередподался, — зачем ты терпишь эту падаль?

Тот оставил вопрос без ответа, неожиданно повернулся ко мнеи сказал:

— Многим интересно, зачем ты везде таскаешь с собойбывшую жену заместителя начальника спецподразделения по борьбе с организованнойпреступностью. Многие строят догадки.

— Ты?

— Нет, — Афганец покачал головой, — в этомгороде я знаю все, что хочу знать.

— Кто убил моего брата — тоже? — насторожилсяПавел.

— Нет. Но я узнаю. Ты получишь убийцу. При условии, чтоон жив и…

— И?

— И оставишь Мотю в покое.

— А мне говорили, между вами черная кошка пробежала.

— Правильно говорили, — кивнул Афганец. Человек онбыл явно не простой, и пребывание в Афганистане наложило отпечаток не только наего лицо. Было в нем что-то восточное. Может быть, терпение и фатализм. Такоеон производил впечатление.

— Я не понимаю тебя, — откинулся на спинку стулаПавел.

— Чего ж не понять. Ты задел Мотю, Боксер только ждалслучая, чтобы ударить, ты — тот самый случай, не выдержал, полез. Боксер дурак,а Мотя хитрый, Мотя его сожрет. И я останусь с ним нос к носу. Дрянь дело.

— На пугливого ты не похож, — заметил Павел.

— Ты знаешь, сколько у него людей, а сколько у меня?

— Мне сказали, ты здесь большой авторитет. Нет?

— Для таких, как я, — бывших.

— Их мало?

— Достаточно. Только ведь я их позову не дом мне помочьпостроить, а башку под пули подставлять. Я, Павел, там навоевался, —махнул он рукой. — Мне война ни к чему, особенно сейчас. Есть такоепонятие — равновесие. Слышал? Мне нравится равновесие. Выиграет Мотя — я проиграю,выиграет Боксер — тоже не лучше. Не нужна мне война.

— Она уже началась.

— Пока еще их можно остановить. Если ты оставишь Мотю впокое. Если нет, — Афганец пожал плечами, — мне придется выбирать.Плохой выбор. Ты мне нравишься.

— Хорошо, — подумав, кивнул Павел, — считай,договорились. Я ничего не предпринимаю, я просто жду.

На этом встреча закончилась. Кажется, Павел был доволен, нуи я вместе с ним, потому что стрельба, надо полагать, отменялась.

— Теперь вы меня отпустите? — поинтересовалась я.

— Как только получу убийцу, — ответил Павел.

Следующие два дня прошли спокойно, так что я даже немногозаскучала. Гиви на солнышке грелся, я позвала с веранды и предложила:

— Может, на рынок съездим?

Он из-под локтя взглянул, поднялся.

— Поедем.

На рынке мы были часа полтора, Гиви покупатель придирчивый,я с ним намучилась, а он еще лекции читал как заведенный. После рынка зашли вкнижный магазин: я в отдел иностранной литературы направилась, и Гиви за мной.Наблюдал. Книгу из моих рук взял, полистал, даже потряс. Я не удержалась,спросила:

— Английским интересуешься?

— Нет. Тобой.

Я только плечами пожала.

На базе в домике царила тишина. Гиви беспокойства непроявлял, значит, был в курсе, где остальных носит. За домом стоял мангал,шампуры тоже нашлись, и мы затеяли шашлыки. А я все к Гиви присматривалась. Изчетверки он был мне наиболее симпатичен, может, потому что знал толк вкулинарии. Как бы между прочим я спросила:

— Как идут розыскания в моей биографии, есть что-нибудьинтересное?

— Ты очень скрытная, — усмехнулся он.

— Наверное, я просто не знаю об этом.

— Считаешься отличной училкой, и дети от тебя без ума.

— Вижу, у тебя настроение хорошее.

— А почему оно должно быть плохим? Когда твой сынприезжает?

— А что? — насторожилась я.

— Ничего. Не скучаешь?

— Да я до смерти рада, что он так далеко.

— Тоже верно, — миролюбиво заметил он. Потом вдругначал расспрашивать о моей жизни в Англии. Я отвечала с максимальнымиподробностями, так как ничего опасного с этой стороны не ожидала.