— Я тебя ненавижу…

— Вот если ты ей не напишешь, я возненавижу тебя!

Сильвия, видно, имела свой взгляд на мои отношения с Микелой, потому что раньше, когда дело касалось других женщин, она так никогда не поступала. Что это — интуиция, нюх? Действительно, в женщинах есть нечто странное, я бы сказал — паранормальное. Например, женщина способна безошибочно угадать адресата своей ревности. Зайдет она, скажем, к тебе на работу, где сидят десять женщин, но из них тебе нравится только одна. Можешь не сомневаться, приятель, вечером, дома, тебя будут расспрашивать только о ней. Ты даже подумаешь, что твои мысли читают как открытую книгу. И тут ничего не поделаешь, ошибаются женщины крайне редко. В какой-то момент тебя начнут бесцеремонно расспрашивать, нравится ли тебе эта девушка, и ты начинаешь юлить и врать, уверяя, что она не в твоем вкусе: «Да, согласен, она миленькая, и я бы слукавил, сказав что-то другое, она мне совсем не нравится». Что угодно наплевать, лишь бы успокоить свою жену или подружку, хотя, возможно, тебе уже приходилось, занимаясь любовью с законной половиной, думать о той девушке. Или же, когда твоя жена расщедрится на оральные ласки, ты вдруг представишь на ее месте свою коллегу по работе.

Кстати, события могут развиваться и по-другому. Допустим, твоя подруга ошиблась и раньше ты не обращал внимания на девушку, к которой тебя приревновали. Но теперь, после всех заданных и незаданных вопросов, ты начинаешь видеть свою знакомую уже в новом свете и понимаешь, что она тебе нравится. Женщины даже предвосхищают твои вкусы, вот как!

— Сильвия, сегодня утром я получил три сообщения: одно от тебя, другое от Зануданте и третье… угадай, от кого? От Камиллы!

— Какой же ты болван, Джакомо! Опять тратишь на нее время! Если ты снова с ней свяжешься, я тебя растопчу.

— Да нет, не бойся.

Камилла написала:

«Привет, это я. Можешь позвонить мне?»

Что ей от меня нужно? Я не переставал думать об этом.

Мы с Камиллой расстались по очень простой причине: я догадался, что она мне изменяет. Та ночь, когда я укрепился в своих подозрениях, до сих пор стоит перед глазами, словно была вчера. Я помню Лицо Камиллы, ее жеста, ее голос, когда, она просила меня: «Подожди, я тебе все объясню». Перед этим она сказала мне, что встречается с подругой, но меня насторожили какие-то странные нотки в ее голосе. Я понятия не имел, куда они собирались пойти, и поэтому, поддавшись предчувствиям, ждал Камиллу возле ее дома. Сидя в машине, я чувствовал себя довольно-таки глупо, если уместно такое сравнение — как полицейский из американского фильма, поджидающий свою жертву в засаде.

Около половины второго Камилла приехала, и не одна. Никакой подруги рядом с ней не было. «Подругой» оказался мой товарищ Андреа. Старый друг времен детских считалок… Мне не больно было, свиное твое рыло, не побить тебе меня, гадкая змея. Хочешь спать, полезай к бабке в кровать, хочешь нить, иди к попам просить, хочешь есть, полижи собачью шерсть. А кто это говорит, на себя пусть последит… Нас с ним все эти годы связывала уйма забавных детских воспоминаний.

Андреа остановил машину, они поцеловались, и Камилла вышла из нее. Я тоже вышел. Мой старый приятель заметил меня и тут же смылся, наверное, решив, что в темноте я его не узнал. Что же касается моей девушки… Она обернулась и с гримасой, которую я иногда не забуду, сказала:

— А, привет… Ты что здесь делаешь?

Я всегда думал: если узнаю об измене, дело кончится кровью. Побью и ее, и его. Но в тот вечер я стоял перед Камиллой у ее дома и даже не мог подобрать нужных слов, только лишь повторял:

— Почему? Почему? Почему?

Потом я зарыдал и ушел, плюнув на все попытки Камиллы объясниться со мной. Я не хотел ее больше видеть. Я четко следовал правилам, которые соблюдают пары, вынужденные расстаться, но продолжающие жить в одном городе. Как поется в песне Баттисти, я старался «забыть о тех местах, которые мы знали, и не ходить туда, куда приходишь ты». Все вещи Камиллы, копившиеся в моем доме, были отравлены на помойку — потому что всякий раз, когда я смотрел на них, я начинал страдать. Кофточки, шарфы, шляпки — я все выкинул. Я старался не слушать музыку, которую мы слушали вместе. Я даже сменил одеколон, потому что тот, которым я пользовался ранее, был куплен в впервые дни нашего знакомства. Единственное правило, которое я так и не сумел применить на деле, было «клин клином вышибают». По крайней мере, сразу после нашего разрыва.

Камилла поставила мне шах и мах. Я не мог больше обладать ею, но и никакой другой женщины я не хотел, потому что вбил себе в голову, что Камилла была для меня женщиной на все времена. Мне казалось, что я знаю ее лучше всех. Но скорее я знал ее привычки, а не то, чем она жила. Привычки могут перемениться, но тогда она спала исключительно на правой стороне кровати. Где бы мы ни были — у нее дома, у меня дома, в гостинице, когда мы уезжали на каникулы. Камилла всегда ходила только по правую руку от своего спутника. Я не припомню, чтобы она шла слева от меня. По утрам, за завтраком, она съедала только четное число крекеров. В вагоне она садилась по ходу поезда, если эти места были заняты, то она предпочитала ехать стоя.

Общаясь с Камиллой, я впервые понял, что мужчины и женщины по-разному понимают наготу. Например, если они решили лечь в постель обнаженными, то мужчина ложится действительно голым, а женщина в трусиках. А иногда даже в трусиках и бюстгальтере. Для мужчины быть голым — значит быть полностью голым: в трусах ты не голый; а для женщины быть голой — значит быть в трусиках.

Еще помню, что ей нравилось выдавливать у меня на коже прыщики и угри. И не только на лице, но прежде всего на спине. Иногда она это делала без предупреждения.

— Ой! Ты что?! — вскрикивал я.

— Извини, знаю, что больно, но он был такой большой… я не смогла удержаться!

Вначале я не думал, что наши отношения затянутся надолго. Камилла была одной из тех девушек, которые всегда крутились в нашей компании. Однажды, скрывшись от друзей, мы начали с ней целоваться. Наша близость началась втайне от остальных. Как-то вечером, проведя весь день вдвоем, мы должны были всей оравой пойти в пиццерию. За столом мы переглядывались, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Наконец, незаметно для остальных, я передал ей записку, в которой написал одно только слово: smack[1]. Я не мог поцеловать ее на глазах у всех.

Камилла мне нравилась, однако препятствием для развития наших отношений было то, что я знал ее целую вечность, и это заставляло меня относиться к нашим встречам как к легкой интрижке, к тому же через месяц у меня появилась еще одна подружка. Но какие-то пустяшные эпизоды, произошедшие как раз в это время, заставили меня понять, как сильно на самом деле я привязан к Камилле. Однажды мои друзья, ничего не знавшие о наших с ней отношениях, начали перебирать позы, в которых они готовы были ее трахнуть. Внезапно я почувствовал, что мне этот треп неприятен, и я поспешил уйти. В другой раз мы все были в большой компании, и она тоже была среди нас. Лючано спросил, как у меня идут дела с девушкой ну, с той, другой. Я начал от нее открещиваться, и ребята подняли меня на смех. Но самый удивительный поступок совершила Камилла — поступок, который дал мне понять, что нас с ней связывают серьезные чувства. В тот вечер она лишь опустила глаза, а потом как ни в чем не бывало заговорила с соседями по столу. Зато на другой день она позвонила той девушке и сказала: «Если ты влюбилась, поступай как знаешь, а если это не так, то оставь его мне. Пока». И после этого повесила трубку. Мне ее поступок понравился. Даже не знаю почему. После этой истории мы с ней обручились. И не стали скрывать этого.