— Я просто выполняю просьбу президента: этот ваш «Омега» в глазах публики должен быть свободен от чьих бы то ни было прав.

— Ладно, проехали, — вздохнул Ирвин и показал ему сорок седьмую страницу.

Клейборн, наморщив нос, уставился на буквы ТАГЦ, повторявшиеся в разном порядке в сотнях столбцов.

— Тимин, аденин, гуанин и цитозин, — объяснил советник по науке. — Химические субстанции ДНК, порядок которых определяет генокод. Сандерсен вписал в патент в качестве анонимного примера своих опытов последовательность оснований своего клона «Омега» — этого ведь достаточно, не так ли, он — собственник?

Судья только улыбнулся агрессивно-обиженному тону Гласснера. Он пригладил рукой свою пышную седую шевелюру и, расстегнув ремень безопасности, с расстановкой произнес:

— Будем танцевать от дела «Инфиджен» против «Эдвансед Селл Текнолоджи». Фирма «Инфиджен» запатентовала технику пересадки клеточного ядра задолго до рождения овечки Долли; она подала иск на том основании, что ее права распространяются на все виды клонирования из взрослых клеток. Упоминание в поданном позже патенте конкретного клона — Долли, Иисус-бис, ТАГЦ, не важно, как его назвать, — юридически несостоятельно, если не была применена новая технология, а это, насколько я понимаю, не тот случай, патент «Дженетрикс» всего лишь косвенным образом применил к человеку метод трансплантации ядра, опробованный на овце.

— Вы уверены, что у вас получится? — выдохнул Ирвин с надеждой.

Клейборн выдержал его взгляд, потом неопределенно поджал губы и отвернулся, вдруг заинтересовавшись проплывавшими в иллюминаторе облаками.

— По финансовым вопросам — да. Мне есть на что опереться.

— А что решил суд по иску фирмы «Инфиджен»?

— Они договорились полюбовно.

Слева уже маячил остров. Вертолет пошел на снижение, и собеседники молчали до самой посадки.

На террасе их поджидала медсестра в донельзя тесном халатике. Она предложила гостям прохладительные напитки, потом, вручив им стерильные бахилы и маски, провела в холл, украшенный египетскими статуями.

— Даю вам пять минут, — предупредила она. — Не утомляйте его.

Они поднялись вслед за ней по каменной лестнице. Дойдя до конца увешанного гобеленами коридора, девушка открыла обитую кожей дверь. Стены комнаты были обшиты палисандровым деревом, из шести окон с двойными бархатными шторами сливового цвета открывался вид на залив. Ампирная мебель плохо сочеталась с аппаратом для диализа, кислородными баллонами, электрокардиографом и мониторами вокруг большой кровати под москитной сеткой.

— Добро пожаловать, судья Клейборн. Рад вас видеть, Ирвин, только не стойте против света, подойдите поближе…

Гласснер сделал несколько шагов по мягкому белому ковру, изо всех сил стараясь скрыть неловкость. Доктор Сандерсен выглядел живым скелетом в очках и красной пижаме, лицо уродовала верхняя губа, вздернутая над трубкой дыхательного аппарата. У кровати сидел чернокожий священник, седой, кудрявый, с кустистыми бровями и круглыми, как у трубача, щеками. Он поднялся, закрыв какую-то папку.

— Отец Доновей, учитель известного вам лица в первые годы его жизни, — представил Сандерсен, выпростав из-под одеяла иссохшую руку. — Он руководит моим фондом. Наследников у меня нет, так что после моей смерти права на «Омегу» перейдут к нему.

— Клон он или не клон, — живо возразил Ирвин из-под маски, — речь идет о свободном человеке, и никаких прав опеки над ним вы не имеете.

Судья Клейборн тут же охладил его пыл рассказом о том, как в прошлом году на Багамах после кончины человека, подвергшегося клонированию, суд назначил опекуном осиротевшего клона создавшего его генетика. Ирвин, незнакомый с юридическими тонкостями и не имевший опыта в переговорах, испепелил своего спутника взглядом: предатель, сам дает козыри в руки противнику!

— Я знаю, — обронил Сандерсен.

— Речь шла о ребенке. На совершеннолетних закон не распространяется и нет никаких прецедентов в судебной практике…

— А рабство, насколько мне известно, отменено! — подхватил Ирвин. — Живого человека запатентовать нельзя!

— Но способ его создания можно, — спокойно ответил Сандерсен своим глухим, будто замогильным голосом. — Пожалуйста, пользуйтесь услугами Джимми — так его зовут, — если, конечно, он согласится: он волен распоряжаться собой, не спорю, я выступаю лишь посредником. Но вам придется представить его как обычного взрослого человека, не думаю, что для вас это имеет смысл. А как только вы публично объявите о его происхождении и о том, каким образом он появился на свет, я немедленно привлеку вас к суду, если, конечно, вы не приобретете лицензию на использование моего патента. Его эксплуатация в качестве клона Иисуса Христа предполагает мое согласие, уважение к моральному праву изобретателя и денежную компенсацию.

Ирвин потерял дар речи. Клейборн же ловко ушел от опасной темы, притворно удивившись тому, что упомянутого Джимми, представляющего, оказывается, такую ценность, не нашли раньше.

— Он никогда не болел и до недавнего времени не получал травм, — объяснил генетик. — Поскольку он ни разу не обращался к врачу, его генетической матрицы не существовало и программа «Иона» не могла его опознать…

— Откуда у вас доступ к компьютерным программам ФБР?

— Все покупается за деньги, Ирвин, особенно когда люди сами не знают, что продают. Но главное не это. Благословите пса, который, укусив его, вернул миру Спасителя…

— И так вовремя, именно сейчас, когда клонирование человека перестает быть противозаконным, — ввернул Клейборн с лукавой улыбкой.

— Считайте, что это знак. Время пришло, господа. Ему тридцать два года, он ничего не знает о своем рождении, холост и всю жизнь прожил в бедности и безвестности. Если хотите ознакомиться, вот его биография, координаты и несколько снимков, сделанных без его ведома.

Отец Доновей протянул судье дискету, и тот поспешно открыл свой ноутбук. Со смешанным чувством нетерпения и брезгливости Ирвин уставился на экран, где появились слова «Введите пароль».

— Какой пароль?

— Мои адвокаты сообщат его вам, после того как вы подпишете протокол о соглашении.

— Я должен видеть, что покупаю, — нахмурился судья.

— Протокол — всего лишь обязательство соблюдать условия моих патентов в обмен на уступку прав.

— Право воспроизводить и использовать изображения, биографию и высказывания предмета соглашения… — Клейборн читал, прокручивая текст протокола на экране, и в его голосе все отчетливее звучали нотки раздражения. — Отказ цессионария от возможных судебных преследований цедента за любые клеветнические или антиобщественные заявления предмета… Выплата цеденту обязательного процента с доходов от чудес, если таковые будут иметь место… Это черт знает что! Нет, о таких условиях не может быть и речи.

Сандерсен сделал знак священнику, и тот поднес ему стакан воды. Он обмакнул губы, закашлялся и откинулся на подушки. Очки съехали набок, по подбородку стекала струйка.