После Уолната я заметил сзади машину, она ехала за мной как пришитая. Уже не в первый раз. «Бьюик» на электрическом ходу, грязно-голубой, с тонированными стеклами. Для верности я поводил его немного по улицам Гринвича, попетлял между роскошными бутиками и дорогими ресторанами, которые занимают на паях крашеные деревянные домики. «Бьюик» на рожон не лез, держался на расстоянии, но я стреляный воробей: многие знают, что при мне ключи от богатых вилл, однажды я уже нарвался на грабителей, пришлось вздуть их хорошенько, а потом замучился, заполняя кучу бумаг.

На этот раз я сделал крюк через лес, свернул на Маллани-драйв и заехал на виллу шефа местной милиции. Спросил, хорошо ли у него работает регулятор хлора, и показал на «бьюик», который остановился на другой стороне шоссе. Через пять минут подкатила патрульная машина разбираться с этими типчиками — их оказалось двое. Шеф предложил мне выпить, но я сказал «Нет, спасибо»: хотелось скорее добраться до Нью-Йорка, чтобы дома проверить жизнестойкость моего видения в белых стрингах, которое уже час преследовало меня. С надеждой и сожалением одновременно я думал, найдется ли для нее место в моей большой пустой кровати, где я каждый вечер занимаюсь любовью сам с собой перед зеркалами, оставшимися от Эммы.

— Я проверил его генетическую матрицу: она полностью совпадает с ДНК, обнаруженной в крови с Плащаницы. Его зовут Джимми Вуд, ему тридцать два года, и он ремонтирует бассейны.

Бадди Купперман слушал с невозмутимым видом. Потом шмыгнул носом, почесал, приподняв штанину бермуд, левое колено, извлек свою тушу из кресла и засмотрелся на раскинувшийся внизу пляж. Ирвин Гласснер окинул взглядом подобие теплицы на сваях, где обитал бывший сценарист Белого дома. Горы книг и рукописей громоздились на грубо сколоченных столах, стоявших между обтянутыми парусиной широченными диванами; повсюду висели африканские маски, картонные коробки служили журнальными столиками, а листья буйно разросшихся тропических растений были сплошь уклеены желтыми стикерами.

Купперман стоял, сцепив руки за спиной, и толстые пальцы шевелились меж кокосовых пальм на его ярко-красной рубашке. Утонувший в неудобном пуфе, обтянутом шкурой зебры, Ирвин внимательно за ним наблюдал. Он совсем не изменился за двадцать пять лет, не похудел, не побледнел: все тот же рыжеволосый гиппопотам с багровым лицом, даже очки те же, в черной пластмассовой оправе, на сплющенном боксерском носу. После изгнания из Белого дома Бадди вернулся в профессию, так сказать, с черного хода. Какое-то время он работал в некой организации, поддерживавшей добрые отношения между Голливудом и Пентагоном: правил сценарии фильмов на военную тематику, для которых продюсерам требовались консультации, техника и массовка. Двадцать лет в политике не прошли даром: с тайным злорадством он политизировал сценарии под предлогом «достоверности» и «патриотического воспитания молодежи в преддверии армейской службы». Для пущего патриотизма славных офицеров он делал марионетками, которых дергали за ниточки куда менее симпатичные штатские, все сплошь мегаломаны, интриганы и флюгера. В Пентагоне, однако, со временем раскусили крамольную подоплеку такой героизации, и Бадди указали на дверь, заплатив ему за молчание куда больше, чем он получал за диалоги.

О том, чтобы уйти на покой, он и помыслить не мог и переквалифицировался, занявшись сценариями малобюджетных фильмов для независимых киностудий в широком диапазоне — от самой откровенной халтуры до непонятых шедевров, а потом стал кропать серии «Спасателей Малибу», старейшего телесериала, снимавшегося буквально под его окнами. Живя в свое удовольствие среди силиконовых наяд, которые забегали ублажить его между съемками, чтобы он прибавил им текста, и ни от кого не скрывая своих восьмидесяти лет и противозаконного жира, Бадди Купперман был живым укором правителям, возомнившим, будто без него можно обойтись, а чтобы о нем крепче помнили в верхах, периодически сообщал о скором выходе второго тома мемуаров, хотя не написал еще и первой строчки. Пышущий здоровьем, несмотря на расплывшиеся телеса, он подтверждал истину, в которой Ирвин Гласснер, правда, в более скромном масштабе, убедился на собственном опыте: чем ниже упадешь, тем лучше сохранишься.

— Ремонтирует бассейны, — пробормотал Бадди, прижавшись лбом к стеклу.

Его сцепленные пальцы двигались все быстрее, выдавая напряженную работу мысли. Ирвин встал и подошел к нему.

— Очевидно, о своем происхождении он ничего не знает. Работает в Коннектикуте, живет в клоповнике в Восточном Гарлеме. Холост, гетеросексуален, любовницы, насколько известно, нет. Имел связь с замужней женщиной в течение трех лет, в январе они расстались. Совершенно здоров, если не считать лишнего веса, совсем чуть-чуть, вероятно, из-за одиночества.

— Ну а меня-то каким боком это касается?

Ирвин встречался с Купперманом всего три раза, но этого было достаточно, чтобы распознать скрытое ликование за брюзгливым тоном голливудского ветерана.

— Спецслужбы плотно сидят у него на хвосте, но… честно говоря, Бадди, мы не знаем, как к нему подступиться. Действовать в лоб или постепенно подвести его к истине, чтобы он открыл ее сам, а может, познакомиться с ним в такой ситуации, которая позволит завоевать его доверие?

Бадди резко повернулся, поджал губы и провел ребром ладони по животу на уровне пупка.

— И чего вы от меня хотите? Чтобы я написал вам диалоги?

— Президент Нелкотт читал ваши мемуары, — солгал советник по науке. — Ему очень нравится, как вы описываете пружины Белого дома…

— Такой бездарной внешней политики у нас не было со времен Картера. Это его самодеятельность?

— Он рассмотрел уже несколько докладных записок о возможных вариантах развития ситуации и рекомендуемых действиях… Мы работаем, но результат его не устраивает.

— Ну и?

Ирвин развел руками. Вообще-то идея была его, это он убедил Нелкотта назначить координатора, чтобы свести к минимуму потери от междоусобных войн. ЦРУ, в ведении которого находился проект «Омега» в силу его международного значения, не имело права действовать на территории США, и слежка за Джимми была поручена ФБР. Извечная война между двумя ведомствами, усугубленная в последнее время их вынужденным сотрудничеством и объединением компьютерных баз, в очередной раз грозила застопорить операцию. Ирвин не забыл, с каким бурным энтузиазмом Бадди принял новость о существовании Мессии-клона. Он очень рассчитывал, что Купперман, с его независимостью и прагматизмом, сумеет справиться с межведомственными дрязгами, подсиживаниями, утечками информации и бюрократическим бардаком. Зная, что дни его сочтены, советник по науке хотел оставить во главе проекта «Омега» человека заинтересованного, деятельного, с богатой фантазией и не поддающегося никакому давлению. Если Джимми Вуд окажется достойным кандидатом на воплощение последней мечты человечества, без надежной структуры ему делать нечего, а выход на сцену нового Иисуса надо будет обставить грандиозным шоу в масштабах планеты, срежиссировать которое способен только Купперман. Президент одобрил этот выбор.