Мама с дочкой спустились по ступенькам, а я вошла в подъезд.

В просторном вестибюле подъезда было многолюдно и шумно. За столом важно сидел старичок лет восьмидесяти и со строгим видом вопрошал двух стоящих перед ним женщин пенсионного возраста:

— Так я не понял, к кому вы идете, гражданочки? — спросил он женщин.

— А мы что, должны перед вами отчитываться, к кому идем? — раздраженно спросила одна из женщин. — Вот еще новое дело!

— Погоди, Марина, не кипятись, — осадила ее другая женщина. — Мы же вам уже объяснили, — обратилась она к строгому старичку, — что идем навестить свою приятельницу.

— Да что ты, Кира, ему докладываешь! — в сердцах воскликнула Марина. — Ты ему еще скажи, в какую квартиру мы направляемся!

— Где живет ваша подруга? — невозмутимо спросил консьерж. — В какой квартире?

— Ну, это уж слишком! — снова воскликнула Марина. — И где только такого откопали? Издевается над людьми! Почему нет Валентины Сергеевны?

В это время дверь подъезда открылась, и в вестибюль, запыхавшись, быстрым шагом вошла низенькая полная женщина примерно лет шестидесяти с небольшим.

— Вот наконец-то! Валентина Сергеевна! Ну где же вы были? — спросила Марина. — Мы уже битый час втолковываем ему, что идем в гости к Вере Николаевне!

— Папа, что ты тут устроил? — напустилась на старичка Валентина Сергеевна. — Я же попросила тебя только посидеть. Ты что? Хочешь, чтобы меня уволили? Проходите, конечно, и, ради бога, извините.

— А вы, девушка, к кому? — не захотел отдавать бразды правления отец Валентины Сергеевны.

— Я иду к Светлане Владиславовне Бартелеймоновой, она меня уже ждет, — ответила я.

— А… — хотел что-то еще спросить старичок, но дочь тут же прикрикнула на него:

— Папа! Пожалуйста, помолчи уже! Идите, девушка, идите.

Я поднялась на шестой этаж. Тамбурная дверь уже была открыта. В ней стояла среднего роста худая женщина в пестром домашнем халате до пят.

— Проходите, — безо всякого выражения сказала она и, прихрамывая, скрылась в дверном проеме.

Я пошла за ней.

Через небольшой, но стильный холл я вслед за хозяйкой миновала широкий и длинный коридор и оказалась в большой гостиной, тоже со вкусом отделанной.

Я обратила внимание на резные настенные панели, двухуровневый потолок со множеством встроенных светильников, а также — на дубовый паркет, покрытый посередине роскошным ковром с таким длинным ворсом, что я почувствовала, что мои ноги по щиколотку провалились в нежную и теплую массу.

— Садитесь, — так же бесстрастно пригласила Светлана и первая села на изящную оттоманку.

Я последовала ее примеру и расположилась на такой же точно, стоящей напротив.

— Я сегодня не планировала никаких… в общем, я не собиралась сегодня ни с кем встречаться, — сообщила Бартелеймонова. — Я себя неважно чувствую.

— Понимаю вас, — сказала я, — и сочувствую вашему горю. Но дело не терпит отлагательств. Поэтому я задам вам всего лишь несколько вопросов, я долго вас не задержу. Потом, если надо будет, я зайду еще. Хорошо?

Светлана неопределенно пожала плечами.

— А вам именно сейчас нужно поговорить? — Светлана пристально посмотрела на меня.

— Вас что-то останавливает? — вопросом на вопрос ответила я.

— А что меня может останавливать? — с вызовом в голосе спросила Бартелеймонова.

Я внимательно посмотрела на вдову. Что-то не похоже, что она рыдает дни и ночи напролет. Ее глаза серо-зеленого оттенка были сухие, веки тоже лишены характерной припухлости, которая выдает следы слез. Локоны цвета спелой пшеницы аккуратно уложены по бокам и собраны в пышную «шишку» на макушке. Однако в ее облике было что-то, что наводило на определенные размышления.

Во-первых, Светлана была излишне напряжена. Непонятно только было, чем была вызвана эта ее напряженность: моим неожиданным визитом или же другой причиной.

Может быть, она кого-то ждет? Кто-то должен прийти к ней с минуты на минуту, а я ломаю все ее планы. Возможно, она была настроена увидеть совсем другого человека, отсюда и такое ее поведение.

— Светлана Владиславовна, — я решила прервать затянувшееся молчание, — скажите, у Константина Александровича были враги?

— Что вы сказали? Враги? — Она вдруг хрипловато рассмеялась.

Я озадаченно посмотрела на нее. Светлана продолжала смеяться.

— Простите меня, — наконец остановившись, сказала она. — Просто вы задали такой вопрос… я даже и не ожидала. Полицейские меня спрашивали совсем о другом.

— Но что же такого необычного в моем вопросе?

— Ну, я думала, вы будете меня спрашивать, что я делала утром тринадцатого мая, где была, одним словом, выяснять, есть ли у меня алиби на момент убийства Кости, а вы…

— К алиби мы еще вернемся, Светлана Владиславовна, а сейчас меня интересует, кому ваш супруг мог, образно говоря, перейти дорогу. Помешать настолько, что его захотели убрать. Припомните, пожалуйста, может быть, ему звонили и угрожали, возможно, он получал какие-нибудь письма с угрозами в свой адрес.

Светлана поправила локон справа, потом положила ногу на ногу и сказала:

— На все ваши вопросы про врагов Кости я могу ответить одним словом «нет». Врагов у него в моем понимании не было, никто ему письма с угрозами не писал. Сейчас ведь не то время, чтобы переписываться на бумаге. А в компьютер к нему на почту я не заглядывала. То же самое могу сказать и в отношении телефонных звонков. Его разговоры по сотовому я не слышала.

— Хорошо. Я вас поняла. Но может быть, он с вами делился своими опасениями по поводу неприятностей в компании? Ну, что-то такое он говорил о своих конкурентах по бизнесу? Они ведь у всех предпринимателей есть.

Бартелеймонова отрицательно покачала головой:

— У Кости не было конкурентов. Во всяком случае, он никогда не говорил о других бизнесменах в таком качестве. Нет, врагов у него не было. Кто мог желать его смерти? Понятия не имею.

— Расскажите, пожалуйста, про утро тринадцатого мая, — попросила я.

— А что про него рассказывать? — удивилась Бартелеймонова. — Утро как утро было. Я встала, как всегда, раньше Кости. Приготовила завтрак, мы вместе выпили кофе, потом он ушел.

— А Константин Александрович не сказал вам, куда он собирается ехать?

— Нет, не сказал. У него вообще не было привычки докладывать мне о своих передвижениях.

— А скажите, что мог делать Константин Александрович по дороге в поселок Дубки?

— Понятия не имею.

— Может быть, он собирался навестить своих родственников или друзей?

— У нас там нет ни тех, ни других.