– И туут!

– Слабачок дружит с силой пустоты!

– С силой космоса!

– И она помогает ему!

– Помогает! Сила! Ой, пустоты! Оооой, силаааа коосмосаа!

– Или ему эта сила подвластна?!

– Оооой!

– Или эта сила часть его?!

– Но, эта же сила у тех, кто там над нами?!

– Оооой!

– А Слабачок здесь среди нас?!

– Оооой! – рассуждали и среди друзей Слабачка, и среди ему мешающих.

Тогда бандютовики, по приказу разозлённых смышлёнышей в блестючках, насыпали холмики на пути Слабачка, как непреодолимое препятствие. Но Слабачок, либо обходил их, либо срезал их без труда особого глыбой.

– Мое желанье просит стряхнуть с себя то, что не глыба на мне.

– Нет! – крикнул смышлёныш Бандюкинкин.

– Вот и сейчас у каждого из нас своё желанье. – сказал Слабачок и стряхул с глыбы кирпичики и с мёдом бочёночки.

– Покарать Слабачка! – крикнул уважаемый смышлёныш с блестючками Бандюкинкин.

– Да, да, правильно, но…

– Нет никаких «но»!!! – кричал уважаемый Бандюкинкин.

– Но, если нет «но», то есть «А».

– Что ещё за «А».

– А начнём Слабачка карать, а он возьмёт, свернёт со своей дорожки и опустит камешек свой на нас?!

– Но…?!

– Но вы же сами, что никаких «но»…

– А?!

– А «А» – это уже было.

– Было… Мн… да. Казнить нельзя?

– Нельзя.

– Помиловать?

– Посмотреть.

– Да и скорость перевозки.

– И высота погрузки…

– Ну, бог с ним.

– Бог с ним, – согласились все смышлёныши (а с ними согласился бы и весь муравьерод, ибо он (то есть все), всё больше так и думал).

Пока Слабачок окончательно не ушел далеко не в ту сторону, налетела на его глыбу армия грузовьёвиков, повскарабкалась на камень и кирпичики и бочёнки с мёдом поскидывали они вниз, где там же они же их поймали, себя ими нагрузили и утащили.

И больше ни кирпичиков, ни медовых бочёнков не клали; ни ямок не копали, ни кочек не возводили.

Обрушил Слабачок третью глыбу. Вздрогнула земля. Выполз Слабачок из-под глыбы и уже не упал от усталости, а сам вернулся, но не в домик в муравьишнике, а к Жар-источнику, поближе к камням Гигантам, и там в тепле и уснул.

Четвёртая глыба. Предложение управлёвика

На следующий день Слабачок, превозмогая себя, поднял и понёс четвертый камень. Удостовериться в его чуде, подвиге или фокусе пришли вместе со всеми кто был раньше ещё и управлёвики.

Управлёки делают так, что ничего не делают, но чтобы все кроме них всё делали. В этом их дело. В отличие от смышлёников в блестючках, которые обязаны носить блестючки, управлёвики обязаны блестючки ото всех прятать, потому что обязаны их не иметь, потому что им должно не на что их иметь.

Все управлёвики старались выглядеть очень чистенькими. Они всегда пытались очиститься и даже отмазаться. Но грязь к ним так и липла. Без грязи они не могли. Без грязи им было никак. А откуда тогда возьмутся блестючки, которые нельзя показывать и надо прятать? Но, чтобы все видели их грязь, им тоже было никак нельзя. Поэтому снаружи они были не только чистенькие, но и даже пушистенькие. А под тем, что снаружи, накапливалось из года в год. Поэтому все и думали, что управлёвики толстые.

И вот самый толстый управлёвик, скрыв своё удивление перед чудом Слабачка, предложил, думав и надумав, другим управлёвикам:

– А если на эту плывущую почти гору воздвигнуть памятник?

– Так ведь…

– На время, пока…

– Точно! Пока несёт!

– Ну, да, несёт-то еле-еле…

– До заката!..

– Вот, до заката и постоит.

– На том, что плывёт.

– А… зачем?

– Помощнички м-н да, у меня.

– Когда он там, где стоит, его видят те, кто проходит, – снизу в глаза заглядывая, скороговоркой говорил молодой Подлизнюкин.

– Таак!

– А так видят те, мимо кого проплывает, – продолжал Подлизнюкин.

– И плюс те, кто проходит.

– Воооот!

Сотворение пьедестала. Цвет памятника

Орды рабовьёвиков ринулись на памятник, оторвали его от земли и понесли к несомой глыбе. А другая орда муравьёвиков тоскала на носилках и спинках землю, щебёнку и камешки и доканчивала насыпать холмик на пути глыбы.

Когда глыба Слабачка поравнялась с насыпанным холмиком, с него перетащили на неё памятник «Самому примерному муравью». И стало казаться, что те, кто ближе к памятнику, светлее тех, кто от памятника дальше.

По высоте памятник мог сравняться с глыбой. Теперь все, глядя на самого примерного, должны были стать сами себе примером и другим.

Но памятник почему-то повышал всем настроение. И чем больше на него смотрели, тем больше он это настроение и повышал. И настолько сильно, что сначала вызывал позывы к улыбке, потом саму улыбку, а потом смех, который переходил в хохот. Многих муравьев отправляли в больницу, потому что они надрывали животики.

Но ещё удивительнее оказалось явление потери роста. Чем больше муравьи надрывали животики, тем меньше становился памятник сначала в их глазах, а потом и в глазах тех, кто животики ещё не надорвал и не надорвёт. А уменьшившись в глазах, памятник и сам уменьшился. И те, кто с ним рядом, уже не были светлее тех, кто от него дальше. Даже казались темнее.

Памятник понизился до роста муравья. Тогда рабовьёвики сбросили памятник, потому что это был уже не памятник, и сами скатились с глыбы.

Памятник поднимать никто не стал. На него перестали смотреть. О нём сразу забыли.

Но сразу, как о нём забыли, он стал расти сначала в глазах муравьёв, а потом и сам. Тогда трудовьёвиков вновь бросили на памятник и они поставили его на его прежнее место.

Памятник больше не увеличивал настроение. Глядящие на него теперь становились серьёзными и переставали сутулиться, отчего казалось, что они подросли, и вырастали в собственных глазах. Но вырастали только в собственных глазах. Но одни светлели, другие темнели. И те, кто светлел, мог стоять и дальше.

А Слабачок продолжал идти.

Поучения от глыбы

В этот раз один из умнёвиков вот что наумнёкал:

– А если с глыбы мы будем провозглашать?..

– Почему только провозглашать…

– И, или читать…

– А что читать?