Болваны какие-то, привыкшие работать под р у г и м шаблонам, подумал он. Таким манером –двигаясь следом на машине с потушенными фарами – более уместно было бы падатьна хвост в каком-нибудь мегаполисе с оживленнейшим даже ночью уличнымдвижением. А здесь, на окраине столицы крохотного государства-острова вКарибском море, подобные ухватки выглядят сущим идиотством... Быть может, этоттип попросту не умеет иначе, не задумывается, как глупо выглядит?

Ладно, подумал Мазур сердито. В конце концов, я не навстречу с резидентом собрался и не на боевое задание двигаюсь. Всего-навсегоповел девушку в недорогой ресторанчик, пусть хоть весь мир знает, благо девушканасквозь посторонняя и к их с Лавриком делу отношения не имеет...

И тут же по старой привычке вносить полную ясность поправилсебя: насчет того, что девушка «совершенно посторонняя», утверждать пока чторановато...

Как бы там ни обстояло с окружающими загадками и полнейшейнеизвестностью впереди, на данном историческом отрезке Мазур постаралсярасслабиться, коли подвернулась такая возможность. Благо недорогой ресторанчиквовсе не выглядел убогим, так как предназначался не для аборигенов, а длятуристов, пусть и с тощими кошельками. А потому его интерьер был щедроукрашен экзотикой в виде чучел тропических рыб, огромных ракушек на стенах,моделей кораблей и прочих диковин вроде огромных крабов и старинных пиратскихтесаков.

Вот только в этом полушарии Мазур был не новичком, а оттогодавно уже знал, что большинство чучел в таких вот кабачках – недурнаяпластиковая имитация, «старинные» клинки сделаны позавчера местными умельцами имастерски состарены, а ракушки чуть ли не наперечет – опять-таки пластмасса. Инаконец (это уже его собственный профессиональный опыт), модели парусниковизображали суда второй половины девятнадцатого века, хотя блестящие таблички иобъявляли их пиратскими кораблями бурного семнадцатого столетия. Но, в концеконцов, какая разница, если красиво?

– Объяснил бы ты мне, чем можно заниматься с работодателемчуть ли не в полночь, – наивным тоном поинтересовалась Гвен.

Мазур безмятежно пожал плечами:

– То есть как это – чем? Кораблик осматривали, ясное дело. Ятебе не говорил, но дельце подвернулось удачное. Кладоискатели. Мечта морскогобродяги вроде меня.

– Почему?

– Потому что на таких работать – одно удовольствие. Это тебене на сухогрузе вкалывать... Люди плывут искать клад, у них, понятное дело,есть совершенно точная карта... Могу тебе признаться, как знаток: в девяностадевяти случаях из ста эти карты – грубая подделка. Но мне-то какая разница? Онистарательно ищут клад, пока не надоест или деньги не кончатся, а я получаюжалованье, пока они во мне нуждаются.

– Обман, выходит?

– Ну почему? – сказал Мазур. – Не я же им впариваюэти карты и не я их убеждаю искать клады...

– А бывает, что находят?

– При мне что-то не бывало, – лихо солгал Мазур.

– Жаль, – сказала Гвен с искренней, как показалосьМазуру, грустью. – Это было бы здорово – найти клад, настоящий, серьезный,чтобы золото считать ведрами, а камешки – пригоршнями...

Мазур мог бы поклясться, что изобразившаяся на ее лицемечтательность была неподдельной. Вот что делает с людьми буржуазный мирчистогана, подумал он с классовым превосходством.

– Интересно, что бы ты сделала?

– Я? – Гвен уставилась сквозь него затуманеннымвзглядом. – Ну, будь уверен, я бы...

Ее лицо внезапно изменилось, она уставилась куда-то черезплечо Мазура с откровенным испугом. Мазур с профессиональной легкостью подавилестественное желание обернуться. Спросил только:

– Что?

Она тихонько сказала:

– Тот тип, что к тебе сегодня вечером приходил. Прямо к намидет...

Он решил, что все же следует обернуться – медленно, безвсякой паники – с чего бы вдруг?

Здоровенный широкоплечий субъект в белом костюме при яркомгалстуке остановился у их столика. На первый взгляд, в нем не было ничегокриминально-гориллообразного: нос не перебит, рожа не зверская, никаких броскихшрамов. Он просто-напросто идеально подходил под описание Гвен – дешевыйсупермен, а если проще, повзрослевший, но не поумневший дворовый хулиган:самоуверенный, нахальный, полагающий себя самым крутым, оборотистым, ловким.Так и казалось, что сейчас скажет: «А ну, шкеты, гони по двадцать копеек!»

– Кого я вижу! – воскликнул незнакомец, ухмыляясь, идаже сделал такое движение, словно собирался распахнуть объятия, но в последниймомент передумал. – Мой старый друг Дикки Дикинсон собственной персоной! Сдевушкой сидит, винцо потягивает...

Натуральнейший штатовский выговор, отметил Мазур машинально.Откуда-то с запада... или достаточно долго на западе прожил. Совершеннонезнакомая рожа. В жизни не сталкивались. Может быть, какая-то ниточка изПасагуа потянулась? Но почему в таком случае называет Мазура его нынешнимимечком, а не пасагуанским?

Мазур преспокойно сказал:

– То ли у меня склероз, то ли я вас, любезный, и в самомделе впервые вижу... Не напомните ли, где это я удостоился чести завестизнакомство? Потому что сам я решительно не могу припомнить...

– Да брось, Дикки, – без тени замешательства протянулнезнакомец. – Точно, засклерозил, парень. Старых друзей не узнавать, ишьты!

И он протянул руку, чтобы придвинуть к себе свободный стул –но Мазур проворно задвинул его ногой поглубже под стол, накрытый скатертью всине-красную клетку.

Детина, такое впечатление, не обиделся, хотя жест былнедвусмысленный. Ощерил в ухмылочке белоснежные зубы:

– Дикки, ну ты прямо как не родной...

– Слушай, парень, – сказал Мазур убедительно. – Ятебя знать не знаю. Иди своей дорогой, усек? Не знаю, что ты тут за игрыиграешь, но нет у меня никакого желания в них участвовать... Я понятновыражаюсь?

– Да что с тобой случилось, Дикки? – с напускнойгрустью процедил незнакомец. – Был человек как человек...

Ну ладно, сам напросился, подумал Мазур. Он повернулся,сделал повелительный жест, и к нему моментально подлетел официант, улыбчивыймулат в белой курточке, предупредительно вытянул шею:

– Сэр?

Мазур небрежно, через плечо, ткнул большим пальцем в сторонуназойливого незнакомца и со всей светской небрежностью, на какую был способен,проговорил:

– По-моему, у вас приличное заведение? Как видите, я пришелс девушкой... Та разновидность секса, которую мне за деньги предлагает этотгосподин, меня решительно не устраивает. Постарайтесь ему это втолковать...

Мулат глазом не моргнул, но весь подобрался и, повернувшиськ субъекту в белом костюме, сказал довольно жестко: