Занавеска на окне дернулась. Вскоре Янна-Берта услышала шаркающие шаги. Дверь чуть приоткрылась. Пожилая женщина рассматривала её в щёлку.

— Если тебе только воды надо… — кивнула она с явным облегчением. Потом спросила, глядя недоверчиво:

— Ты ведь не из наших мест?

— Из Шлица, — сказала Янна-Берта.

Женщина не знала, где находится Шлиц. Янне-Берте пришлось объяснять.

— Под Фульдой? — ахнула женщина. — Там ведь всех вывезли. Стало быть, ты… Уж не подхватила ли ты этой заразы?

— Наверное, — устало ответила Янна-Берта.

Женщина закрыла дверь и зашаркала прочь. Вскоре вернулась без воды. Не отпирая дверь, проговорила:

— Ничего не выйдет. Потому как все, кто оттуда, сами облучают. — Она откашлялась и добавила:

— Только что передавали: в нашем округе организовали временный госпиталь. Ступай в полицию. Пусть они тебя туда отправят.

Янна-Берта ещё какое-то время постояла под дверью.

— Уже беженцы появились. Как в сорок пятом, — услышала она голос женщины.

Мужской голос отозвался:

— Проверь, заперта ли задняя дверь.

Янна-Берта направилась дальше по дороге, ведущей из городка, — прямой как стрела липовой аллее. В одном месте она споткнулась о пересекавший её железнодорожный путь. Справа и слева раскинулись сады и поля. Аллея сужалась, дорога вдруг повела в гору. Янна-Берта почувствовала тошноту, перехватило горло, она прислонилась к стволу липы, и её вырвало.

Не замечая красоты деревни, крыши которой, алевшие под лучами заходящего солнца, виднелись впереди, она доплелась до широкого ограждения, установленного поперёк там, где аллея резко обрывалась. За ограждением дорожка и поля круто сбегали вниз к реке, протекавшей медленно и бесшумно. На другом берегу располагалась деревушка, как будто обрамляя остатки давно разрушенного моста. Надпись на указателе, еле различимая из-за сгустившихся под сводами лип сумерек, гласила, что граница проходит по середине реки.

Янна-Берта перегнулась через ограду, и её ещё раз вырвало. Потом она опустилась на землю, свернулась калачиком и безудержно разрыдалась.

Она не могла вспомнить, кто нашёл её у дороги и доставил в это здание. Даже место, где её подобрали, не осталось в памяти. Перед глазами всплывала лишь тёмная глубина липовой аллеи, которая внезапно оборвалась. Она узнала, что лежит в школьном классе, в Херлесхаузене. Ещё несколько дней назад тут шли занятия. На доске учительской рукой были выведены фамилии учеников. Сверху кто-то размашисто нарисовал большую рожицу Она улыбалась от уха до уха и показывала бесформенный язык.

Светлое, приветливое помещение. На стеллаже у стены выставлены результаты последних уроков труда: отшлифованные камешки, какие можно найти в горных ручьях. Из них мастерили весёлых человечков и забавных животных, раскрашенных цветными красками. Тут были персонажи комиксов, герои легенд и любимых сказок. В четвёртом классе начальной школы, в канун Рождества, Янна-Берта тоже делала такие фигурки из камешков. Отличные рождественские подарки: тролль для бабушки Берты и гринписовец для Йо.

Теперь комнатные растения на подоконниках зачахли. Мебель вынесли. Остался лишь учительский шкаф рядом с доской и забытая в углу стойка для географических карт.

Вместо столов и стульев впритык были составлены девятнадцать кроватей. Первые два дня матрасы лежали прямо на полу. Из разговоров взрослых Янна-Берта поняла, что это школьное здание переоборудовали в один из временных госпиталей, которые поспешно разворачивались после катастрофы вдоль зоны эвакуации. Она лежала в школьном классе вместе с двадцатью пятью другими больными или ранеными детьми, свезёнными со всей округи. Не у каждого здесь была своя кровать. Братья, сёстры и самые младшие лежали по двое. Кровать Янны-Берты стояла у окна.

Девочка исхудала. Каждый раз, глядя на себя в зеркало, она вздрагивала. Кто это смотрит на неё? Запавшие глаза, острый подбородок, бледная кожа, тусклые лохматые волосы. Одетая в слишком широкую ночную рубашку, она выглядела как привидение.

Есть не хотелось. Стоило увидеть что-нибудь съедобное, как сразу же поднималась тошнота. Зато она пила в огромных количествах воду и чай, иногда ещё бульон. Ей приподнимали голову и подносили стакан к потрескавшимся губам.

Большую часть времени она блуждала невидящим взглядом по потолку или по стоявшим напротив каменным фигуркам. Когда к ней обращались, она закрывала глаза, отворачивалась и не отвечала ни на один вопрос, даже на постоянно повторяющиеся — как её зовут и откуда она. Врачу, обследовавшему её, пришлось приподнять ей веки. «Шок», — констатировал он. Её не выписывали. Велели и дальше оставаться под наблюдением. Однако когда раз в день врачи заходили к ним в комнату, в её сторону они даже не смотрели. У Янны-Берты не было ни поноса, ни рвоты. Не было и кровотечений. Она была не из тех, кто получил ранение или травму при попытке перейти границу. С ней всё обстояло более-менее благополучно.

В суматохе, царившей во временном госпитале, ни у кого не было времени утешать её. Она была тут одной из самых старших. Поэтому приходилось всем уступать. Ей даже не меняли ночную рубашку. Их выдавали только детям, которым было нужнее.

— Какое свинство! — возмущалась одна из медсестёр.

— Всё упирается в снабжение, — объяснял ей врач. — В организацию. Эта авария камня на камне не оставила от их бездарных планов на случай чрезвычайной ситуации. Ничего не было подготовлено, ничто не сработало, а сами начальнички смылись первыми!

Янне-Берте вспомнилось: разве мама после Чернобыля не обивала пороги чиновничьих кабинетов в разных городах, чтобы установить, какие профилактические меры приняты на случай ЧП? Разве не выяснила, что никаких или почти никаких защитных сооружений не имелось, а городские клиники не приспособлены для приёма облучённых пациентов? Разве не пыталась мама — тщетно! — получить разрешение ознакомиться с планами на случай чрезвычайных ситуаций? Эти планы не предназначены для общественности, заявили ей. Папа с мамой возмущались. Но большинство тех, кому они об этом рассказывали, лишь разводили руками.

В классе стояла невыносимая вонь. Многих детей тошнило. Другие страдали поносом и ходили под себя. Перед туалетом выстраивалась очередь, не хватало персонала, который мог бы бегать на каждый вызов с плевательницей или подкладным судном.

Тут происходил постоянный круговорот. Привозили новых больных, отсеивали критических. Многие ребята поступали вместе с родителями. Взрослые лежали в других помещениях и приходили их проведать. Иногда во время бессонных ночей Янна-Берта видела, как отцы и матери прокрадывались удостовериться, что их дети ещё живы.

Рядом с Янной-Бертой лежала турчанка. Звали её Айше, она жила в Фульде. Янна-Берта слышала, когда ту расспрашивала дама из Красного Креста. В ажиотаже эвакуации Айше отстала от своих родителей и блуждала по обезлюдевшему городу, пока её не подобрал полицейский патруль. В сборном пункте в Шенкленгсфельде её целыми днями рвало. Он был переполнен, поэтому её перевели сюда.