Блик проснулась из-за шума за стеной. Русалки носились туда-сюда мимо окон замка и вдоль крыши, взволнованно размахивая плавниками.

Эйнсли напугал сестру, неожиданно ворвавшись в её комнату.

– Мы отправляемся в путешествие!

– Какое ещё путешествие? – спросила Серебряный Блик.

– Отец с мамой обсуждали его всю ночь, – объяснил Эйнсли. – Они встретились со старейшинами и решили, что раз в год мы всё-таки должны выбираться на поверхность.

– Воды охраняются сотнями лодок, – сказала Серебряный Блик. – Нас загарпунят, как только мы доберёмся до поверхности!

– Вовсе нет, – сказал Эйнсли, подплыв ближе и устроившись рядом с ней на песке. Они уставились на её картину, обложенную по кругу морским стеклом.

– Они отправили разведчиков, чтобы найти укромное место, – продолжил он, – место, о котором люди даже думать не станут. Мы поплывём, когда их не будет рядом. Разведчики нашли дикий остров с бухтой, в которой поместятся все. Дорога займёт три дня. Мы поплывём вместе! Это будет настоящее приключение! – от радости он перекувыркнулся.

Серебряный Блик тоже кувыркнулась. Потом взмахнула хвостом и вознеслась к самой высокой башне. Наконец настоящее приключение! Она так ждала его.

Русалки собрались и тронулись в путь.

Они плыли в тенях кораблей, которые были больше всех тех, что им доводилось видеть, плыли по опасным течениям. Наконец через несколько дней сирены добрались до небольшого острова.

Палладия взяла Серебряный Блик за руку.

– Ты готова к поверхности?

Серебряный Блик бросилась вверх, к лунному свету, выше и выше и наконец выплыла на поверхность.

Она протянула руку матери.

– У меня странное ощущение в горле!

– Слова! – рассмеялась Палладия. – Слова пытаются сбежать от тебя, здесь общаются при помощи слов. Попробуй не чувствовать, а говорить. Тебе понравится.

– Есть ещё одно странное чувство, – сказала Серебряный Блик, схватившись за шею. Слова отзывались эхом в её груди.

– Это, – ответила Палладия, – дыхание.

Серебряный Блик сделала глубокий вдох, чтобы вобрать в себя побольше этого сладкого, вкусного воздуха. Она открыла рот пошире и втянула воздух поглубже.

Тишина окутала бухту. Серебряный Блик дрожала от шума ветра, который нёсся по берегу, и волн, что бились о скалы.

– Здесь звуки совсем другие, – прошептала Палладия. – В этом мире столько красоты.

Серебряный Блик кивнула. Теперь у неё были слова, которыми можно было общаться, но она не могла сложить их в предложения.

– Сейчас ты услышишь лучшие из всех звуков, – сказала Палладия.

Русал с колючей красной спиной поднял руки к полной луне. И запел. Вскоре к нему присоединились все русалки. Серебряный Блик не удержалась – её глаза заблестели от слёз.

– Как это называется? – спросила она.

– Это песня, – ответила королева.

Серебряный Блик оказалась рядом с отцом и братом и запела вместе со своей семьей. Со всеми сиренами.

Песни об их семьях. Песни об их долгих путешествиях. Они пели о приливах и отливах.

О временах года, которые давали и забирали.

Они пели на языках, которые были неведомы Серебряный Блик.

Но она чувствовала их смысл.

Грусть.

А затем радость.

А затем что-то ещё.

– Тоска, – сказала Палладия, стиснув руку дочери. – Зимние Песни посвящены воспоминаниям. И естественной тоске по лучшим временам, светлым дням.

– Почему же я тоскую о другом? – спросила Серебряный Блик. – У меня есть всё, чего я хочу. Я очень счастлива с тобой, отцом и Эйнсли. А луна такая яркая и счастливая сегодня. Я дышу. У меня есть музыка. Почему нельзя быть довольной тем, что имеешь?

Палладия поцеловала дочь в лоб.

– Каждое живое существо в глубине сердца твёрдо знает лишь одно: грядут перемены. Мы все это знаем. И все боимся.

Глава 9

– Редундоло! – закричала Серебряный Блик, вцепившись пальцами в скользкий акулий плавник.

Если бы она была человеком, её можно было бы считать подростком. Она была молода и по меркам сирен: ей было всего сто лет, ну или что-то около того. Она была в самом расцвете сил.

Акула оскалилась, наклонившись влево, а затем на полной скорости понеслась ко дну. Но Серебряный Блик держала её крепко. Она уверенно обвила хвост вокруг тела акулы, точь-в-точь как учил брат.

Вдруг акула резко перестала извиваться. Она перевернулась и поплыла вдоль.

Серебряный Блик победоносно подняла свободную руку вверх.

– Да!

Она была самой быстрой русалкой в море. Самым быстрым существом в океане… Быстрее были только акулы. «Но если я могу оседлать акулу, – думала она, – тогда я сильнее её и однажды я стану быстрее, чем любая из них».

Вдруг акула завертелась так быстро, что Серебряный Блик едва удержалась. Она наклонилась и вцепилась в чудище ещё крепче. Они поднимались всё выше и выше так быстро, что Серебряный Блик пришлось зажмуриться.

«Мы же плывём к поверхности!» – подумала Серебряный Блик. Нужно спрыгнуть. Отстать. Сирены договорились всплывать лишь один раз в год, только чтобы спеть Зимнюю Песню. Так нельзя!

Но Зимняя песнь звучала так редко. Только в день зимнего солнцестояния. И длилась лишь ночь. Раз в сезон. А Серебряный Блик продолжала мечтать о поверхности.

Мама рассердится, если она всплывёт вот так.

«Дыхание», – думала она, приближаясь к поверхности.

Серебряный Блик видела голубое небо, раскинувшееся над морем.

– Мой океан – моя безопасность. Безопасно только в океане, – повторяла она себе.

Акула прибавила скорость.

– Поверхность – дыхание. Поверхность – песня.

Серебряный Блик пригнулась.

Акула прорвалась на поверхность, но Серебряный Блик крепко вцепилась в неё, жадно втягивая воздух. Акула продолжила рассекать морские воды.

Серебряный Блик решила проверить, сможет ли удержаться верхом. Она подняла обе руки вверх, растопырила пальцы и позволила ветру и солнечному свету течь сквозь них.

Она всплывала лишь раз, ночью, с другими сиренами. Ночью было безопаснее. Ведь ночью люди спят, и у русалок больше шансов остаться незамеченными. И этот солнечный свет, и этот день теперь казались настоящим чудом.

– Лето, – выдохнула она. Как же ей нравились звуки речи. – Я. Люблю. Лето! Редунда…

Вдруг раздался чей-то вопль.

– Сирена! – прохрипел кто-то.

Серебряный Блик повернула голову, черные волосы хлестнули её по лицу. Как раз вовремя, чтобы увидеть огромный корабль с поднятыми чёрными парусами. Он нёсся прямо на неё.

– Ныряй! – закричала Серебряный Блик.

Она обвила руками акулий плавник и прижалась к нему, пока чудище ныряло.

Ржавый гарпун рассёк воду в сантиметре от её руки.

Серебряный Блик посмотрела вверх. Корабль всё ещё нависал над ней, закрывая солнце. Порой пожилые русалки с такой теплотой вспоминали корабли. Они рассказывали, что, проникая через их тонкие паруса, солнечный свет производил иное впечатление. Изящные корпуса кораблей словно парили над горизонтом.

Времена изменились. Серебряный Блик знала, что никогда не