тяжелую таскать, – улыбнулся он, забирая у меня сумку, – давай я тебя провожу, а то мама твоя меня поругает.

Как-то вечером мы куда-то ходили всей компанией, и он меня не проводил до дому, и мама моя его действительно поругала, сказав, что никуда меня с ним не отпустит.

– Сейчас мама не знает, что ты со мной, так что твоя совесть может спать спокойно.

Приехав домой, я позвала его ужинать, потом мы долго болтали, все-таки не виделись почти два месяца. Мои домашние тоже обрадовались ему, братишка прилепился как пиявка с рассказами про какие-то автомобили.

Улучив момент, когда мы были одни, я спросила:

– Юрка, а что за песню ты пел?

– Песня как песня.

– А кто ее сочинил?

– Наташка, ну что пристала? Не знаю!

И он ушел, чтобы исчезнуть еще на два-три месяца, и где он и с кем я могла только догадываться.

Глава 15

В середине декабря занятия в институте наконец-то начались. К тому времени я научилась совмещать по времени две работы и даже принесла маме две зарплаты и свою повышенную стипендию. Думаю, мама могла мной гордиться – не все взрослые получали столько!

Начитка лекций шла в бешеном темпе, голова шла кругом от обилия информации. Однако на лекциях по истории КПСС и философии я позволяла себе расслабиться, справедливо полагая, что наплету что-то на экзамене в любом случае, пользуясь хорошей памятью и подвешенным языком. Философию у нас читал молоденький кандидат наук, Павел Николаевич, которого никто не воспринимал всерьез. Мы даже сначала приняли его за студента.

В старом здании нашего факультета не было поточных аудиторий амфитеатром, как в новых корпусах вузгородка, а были просто большие комнаты с огромными партами, за которыми мы сидели по четыре человека.

Преподаватели все время лекции ходили по рядам, чтобы видеть, что творится на задних партах.

– Наташ, – толкает меня в бок Марат, с которым мы вместе работали у Анатолия Константиновича, – я ты обещала на лекции съесть соленый огурец. Я принес.

– Мне нельзя соленые огурцы.

– Ну тогда шоколадку.

– Тоже нельзя.

Сидящие впереди девчонки оборачиваются:

– А сухари можно?

– Можно.

– На, – под партой мне передают пакет сухарей.

Павел Николаевич, заметив какую-то возню, пошел по нашему ряду. Все старательно пишут, с интересом косясь на меня: как я буду есть сухари под носом у преподавателя? Я решаю переждать, пока он пойдет дальше, но он останавливается около нашей парты и никуда не уходит. Склонившись над тетрадкой, слышу шепот сидящей рядом Луизы:

– Ну что же ты не ешь??!!

– Луиза Ким что-то хочет дополнить про учение Фомы Аквинского?, – интересуется преподаватель, стоящий совсем рядом. Я даже вижу, что у него глаза светло-карие в крапинку, а в глубине прячутся смешинки. Интересно, сколько ему лет, если он уже кандидат наук?

До самого звонка с пары простоял он возле нашей парты. Пришлось на перемене вернуть сухари и признать свое поражение.

Спустившись вниз, вижу возле расписания Юрку.

– Пойдем в кино?, – предлагает он.

Я прикидываю, какие занятия придется прогулять. Сейчас пустая пара, а потом опять поточная лекция по философии. Решаю, что среди ста двадцати человек может мое отсутствие будет не так заметно, и с радостью соглашаюсь.

Ближайший к нашему факультету кинотеатр – имени тридцатилетия комсомола или «тридцатка», но мы решили прогуляться, и пошли пешком на площадь Ленина, в «Искру». Везде продавались елки, чувствовалось приближение Нового года. Было пасмурно, холодно и сыро.

– Где ты будешь встречать Новый год?, – спросил вдруг Юрка.

– Дома, конечно. Мне не есть, ни пить ничего нельзя, не хочу быть обузой для компании. А ты?

Он неопределенно пожал плечами. У нас была одна тема, закрытая для обсуждения – это его любовные похождения.

На площади краном ставили большую новогоднюю елку. Рядом раскинулись фанерные палатки новогодней ярмарки. Мы купили билеты и зашли в фойе кинотеатра.

– А мы будем выступать в институте на новогоднем концерте, – сказал вдруг Юрка, – придешь?

Я знала, что его вокальные таланты не остались незамеченными, и он поет в самодеятельности факультета. Иногда один, иногда с какой-то кошелкой с первого курса, которая томно извивается и прижимается к нему.

– Приду, – говорю, а сама думаю: «Так ли необходимо там мое присутствие?»

Почувствовав мое настроение, Юрка потянул меня за рукав куртки:

– Наташка, а что-то ты меня сегодня ни за что не ругаешь?

– А толку ….Ты что, будешь ко мне лучше относиться?

Он долго смотрит на меня и отвечает:

– А разве можно еще лучше?

Глава 16

Через неделю по расписанию опять была философия. Я бегом взлетела по лестнице на четвертый этаж, и у дверей аудитории столкнулась нос к носу с Павлом Николаевичем. Поздоровавшись, он спросил:

– А почему Вас не было на прошлой лекции?

Вопрос застал меня врасплох, я надеялась, что он не заметит моего отсутствия. Но преподаватель ждал ответа, и надо было что-то сказать..

– А…А я отравилась.

Он вопросительно поднял брови.

– Да, чем-то в буфете отравилась, – продолжала я уже увереннее.

– Будьте осторожнее в следующий раз.

Я кивнула и села на свое место. Надо же, на той лекции не было человек пятнадцать, а он спросил именно у меня.

Приближалась зимняя сессия. У Анатолия Константиновича мы работали каждый день: снимали фильм о технических средствах обучения в геодезии. Я пропадала на факультете с восьми утра до шести вечера, и по понедельникам, средам и пятницам, не заходя домой, ездила на работу к Галине Ивановне.

Юрка не появлялся и не звонил. Я каждый вечер с пристрастием выпытывала у бабушки, кто мне звонил и зачем, но его имя в бабушкиных докладах не фигурировало. Правда, мне было слишком некогда, чтобы лить слезы по поводу его отсутствия.

Как-то нас отпустили с пары пораньше, и я зашла в буфет. Поскольку шли занятия, народу в буфете было немного. Я села за столик и стала жевать свою колбасу из туалетной бумаги. Следом зашел Павел Николаевич, взял себе какую-то еду и направился прямиком к моему столу, хотя вокруг было полно свободных мест.

– Можно?

Я кивнула. Кто бы, интересно, в такой ситуации сказал «нет»?

После дежурных фраз о здоровье и погоде он вдруг спросил:

– А вы не хотите написать научную работу по философии?

У меня колбаса встала поперек горла, и я закашлялась так, что на глазах выступили слезы. Как всегда, носового платка у меня с собой не оказалось. Павел Николаевич протянул мне идеально выглаженный платочек. Мысленно выругавшись, взяла платок и подумала о том, как меня угораздило вляпаться в дурацкую ситуацию!