— Вовсе нет, — отрывисто возразил он. Отчаяние, вина и что-то еще переполняли его. Наверное, возмущение. — Черт возьми, Шейн, вы не понимаете. Деньги для меня не…

— Я понимаю, что вы очень славный человек, — перебила она, прижавшись щекой к его груди.

— Нет, нет, — бормотал он, пытаясь оттолкнуть ее и выбраться из трясины, в которую угодил. Меньше всего ему хотелось незаслуженной благодарности. Но его руки сами погрузились в ее волосы.

Нет, ему не хотелось отталкивать ее. Ни за что. Ни тогда, когда ее маленькие упругие груди прижимались к нему. Ни тогда, когда ее мягкие кудри цвета дикого меда буйно вились меж его пальцев. Он с болью припомнил мягкость ее губ. Не в силах противиться влечению, он зарылся лицом в ее волосы, повторяя ее имя.

Что-то в его голосе, может быть ноты отчаяния, вызвали у Шейн желание утешить его. Она пока не чувствовала его страсти, только горе, и поэтому все крепче прижимала его к себе. От ее прикосновений кровь у него вскипела. Резко, порывисто Вэнс впился ей в губы, так что ее голова запрокинулась.

Шейн испуганно вскрикнула, попыталась сопротивляться, но напрасно. Пожиравшее Вэнса пламя нестерпимо жгло, и единственной мыслью было погасить его. Ее же охватил страх, но затем — волнение, превосходящее страх. И, не понимая, что происходит, она подчинилась.

Ее ответные поцелуи были безумными от желания. Когда его зубы вонзились в ее нижнюю губу, она застонала от боли и удовольствия. Она ни в чем не могла бы ему отказать. Она уже принадлежала ему.

Он боялся, что сойдет с ума, если не узнает один секрет ее маленького стройного тела. Ночь напролет воображение мучило его. И теперь он жаждал удовлетворения. Не прекращая терзать ее рот, он сунул руку ей под футболку и нашел грудь. Ее сердце тяжело билось под его ладонью. Он нащупал маленький и твердый от возбуждения сосок. Его желание еще возросло, он зарычал, сжав сосок большим и указательным пальцами.

В голове у Шейн словно взорвалась цветная бомба, ослепительная яркая радуга. Она крепче вцепилась в него, ее губы и язык стали требовательными. Его жесткие пальцы царапали нежную кожу, приводя ее в экстаз. В нем не было ни капли нежности, ни капли ласки. Грубый и жадный рот имел вкус жгучей ярости. В напряженном твердом теле, казалось, рождалась дикая, первобытная страсть, бросающая вызов ее собственной.

Она почувствовала, как сжимавшие ее руки содрогнулись, и он вдруг отпустил ее — так внезапно, что она покачнулась и схватилась за него, чтобы не упасть.

Вэнс увидел в затуманенных страстью глазах Шейн страх. Увидел ссадины и припухлость на ее губах. И нахмурился. Никогда еще он не бывал груб с женщинами. Он был внимательным любовником, может быть, иногда равнодушным, но никогда — грубым. Он попятился и сухо сказал:

— Простите.

Шейн нервным жестом поднесла руку к истерзанным губам. Ее больше потрясла собственная реакция, чем нападение Вэнса. Где так долго скрывались весь этот огонь и чувственность? — недоумевала она.

— Не надо… — Ей пришлось прочистить горло, чтобы продолжить: — Я не хочу, чтобы вы извинялись.

Вэнс пристально взглянул на нее.

— Ну и напрасно. — Он сунул руку в задний карман брюк и вытащил листок бумаги. — Вот список материалов, которые мне понадобятся. Дайте мне знать, когда их доставят.

— Хорошо. — Шейн взяла у него листок. Видя, что он уходит, она собрала все свое мужество и окликнула его: — Вэнс…

Он остановился, оглянулся.

— Я ни о чем не жалею, — тихо проговорила она.

Не ответив, он молча скрылся за углом дома.

Втечение следующих трех дней Шейн работала, как никогда в жизни. Все вещи в свободной спальне и столовой были описаны, упакованы в коробки и запечатаны. Дом был выметен и вымыт сверху донизу. Она штудировала каталоги антиквариата, пока не вникла во все тонкости. Каждый из принадлежащих ей предметов был описан и систематизирован. Датирование и оценка занимали много времени, и часто она засиживалась допоздна, чтобы подняться на рассвете. И все же ее энергия была неиссякаема. Чем больше она работала, тем больше увлекалась, что побуждало ее двигаться дальше.

С течением времени в ней укрепилась уверенность в том, что она на правильном пути. Ей нужно было выбрать свой путь, и приходилось жертвовать и рисковать. Она во что бы то ни стало хотела добиться успеха.

Магазин обещал стать не только источником дохода, но и приключением. И, хотя Шейн с нетерпением ждала начала этого приключения, подготовка к нему тоже доставляла ей удовольствие. Она наняла кровельщика и сварщика, выбрала и заказала олифу и краску. В один дождливый полдень ей доставили материалы из списка Вэнса. Такие рутинные события вызывали у нее радостный трепет, потому что все эти бревна, гвозди и болты означали продвижение к цели. Шейн говорила себе, что лавка древностей «Энтитем» и музей станут реальностью, когда первая доска будет прибита на место.

Она на радостях позвонила Вэнсу, и, если верить его словам, он должен был начать работу на следующее утро.

Сидя с чашкой какао на кухне, Шейн слушала непрекращающийся стук дождя по крыше и думала о нем. Их разговор по телефону был кратким и деловым. Она не обиделась. Она уже привыкла к переменам его настроения. Это только прибавляло ему привлекательности.

За окном было темно. В мокром стекле отражался призрачный кухонный свет. Она лениво подумала, не зажечь ли огонь, чтобы выгнать холод и сырость, но вставать не хотелось. Вместо этого она потерла друг о друга босые ноги и пожалела, что все ее носки лежат наверху.

Капля вяло упала с потолка в подставленное ведро. Иногда то там, то здесь раздавался тихий всплеск. Несколько ведер были расставлены в стратегических местах по всему дому. Шейн нравился дождь и одиночество. Подлинное одиночество было для нее новым ощущением. Занятая своими делами и мыслями, она не искала общества, но и не чуралась бы его. Она вспоминала Вэнса. Интересно, не сидит ли он сейчас и не смотрит ли на дождь сквозь темное окно?

Да, он ей очень нравился, это следовало признать. И не только когда целовал ее, нагоняя на нее ужас и восторг. Само его присутствие волновало ее — чувствовалось, что за его внешним спокойствием скрывается бурный темперамент. Он обладал удивительной внутренней энергией. Энергией человека, который с трудом переносит и даже ненавидит безделье. Потеря работы, подумала она и сочувственно вздохнула, должно быть, ужасно его огорчает.

Шейн понимала, как необходимо ему чем-то заниматься, быть активным, хотя ее собственные всплески энергии чередовались с периодами непростительной лени. Она делала все быстро, но не торопясь. Она была одинаково способна работать часами без устали и спать до полудня без угрызений совести. Что бы она ни делала, она делала это с увлечением. Ей было важно отыскать приятное даже в самом скучном и утомительном труде. Но Вэнс, решила она, устроен иначе. Он не нуждался в развлечениях.