–Ты для меня – все. Я думал, что это и так понятно.

Мое сердце упало. Было яснее ясного – все для него вовсе не я. Иначе он не сделал бы всего того, на что в итоге пошел.

Он бы не уничтожил мою личность, заставляя обманом играть чужую роль.

– Пойду к Лилиане, – коротко обронила я, вставая и отходя к двери прежде, чем муж потянулся бы к моим губам в привычном поцелуе.

Поцелуе, который предназначался вовсе не мне.

* * *

День, что последовал за утренним разговором с мужем, был полон мучительных попыток понять, как жить дальше и что теперь делать с тем, что на меня свалилось.

Как мне поступить? Как вести себя с Кириллом теперь, когда я была больше не в силах слышать слова, которые он говорил не мне, выносить поцелуи и ласки, которыми одаривал не меня?..

Да, физически это я была с ним рядом. Но не меня он видел, когда смотрел мне в лицо. Меня для него, похоже, и вовсе не существовало…

А ведь была еще Лили. Моя дочка, моя жизнь. Единственная не искавшая во мне кого-то другого. Имела ли я право лишить ее полноценной семьи, отделить от отца, которого она обожала?..

Но ведь и я сама долго так попросту не выдержу, не вытерплю, не смогу. Жизнь, построенная на лжи, была просто обречена на провал. Я больше не хотела играть чужую роль. Я больше не могла быть рядом с тем, кто так жестоко надругался над моими чувствами…

Когда Кирилл вернулся вечером домой и, как всегда после ужина, сел играть с Лили, я уже была почти готова заговорить о том, что нам нужно пожить отдельно. Уже почти набралась мужества озвучить все, что мне стало известно…

Но прежде, чем я нашла подходящий момент и слова, в дверь позвонили. Сердце отчего-то нервно дернулось в ответ на этот звук, словно предчувствовало заранее то, что произошло дальше…

Поднявшись со своего места, я пошла открывать, оставив Лилиану на руках у ее отца, и это было к лучшему.

Потому что когда я распахнула дверь, мой мир мгновенно пошатнулся и померк.

На пороге стояла женщина, похожая на меня как две капли воды.

А точнее – та, чьей заменой я невольно стала.

Глава 15

Мы стояли друг напротив друга: такие похожие, практически идентичные, но вместе с тем – совершенно разные.

Каждая придирчиво рассматривала другую, словно пытаясь еще раз убедиться в том, что это – реально. Одно лицо на двоих. Один… муж.

Но вот она решительно шагнула вперед – смело, по-хозяйски, словно этим своим движением напоминала о том, кто здесь настоящая владелица всего. Кому принадлежит эта жизнь и… все, что к ней прилагалось. Включая Кирилла.

Она вошла в дом и показалось, что в этот момент взошло солнце, несмотря на кромешную тьму на улице, за ее спиной. Она была… блистательной, яркой, почти ослепляющей, несмотря даже на то, что была одета весьма просто. Ее уверенные движения, широкая улыбка невольно подавляли, заставляя ощущать себя на ее фоне бледной тенью.

Сердце болезненно заскрипело в груди, заболело, заныло. Как вообще Кирилл додумался заменить ее мной? Сейчас, когда мы стояли рядом, было совершенно очевидно, что ничего общего между нами нет. Как ни перекрась меня, во что ни одень – я не могла стать Юлей.

Да и не хотела!

Вся горечь, вся обида, вся злость на то, что была для мужа не больше, чем жалким подобием, дали мне сил на то, чтобы встать перед ней, мешая пройти дальше.

– Кто вы и что вам нужно? – спросила я холодно и в ее зеленых глазах отразилось удивление.

– Софи, кто там? – крикнул из гостиной Кирилл.

И прежде, чем я успела сказать хоть что-нибудь, Юля ответила – не мне, а моему мужу:

– Кирюша, я вернулась!

Это был не голос – зов сирены. Я никогда не говорила так. Даже не пыталась, зная, что, в отличие от многих других женщин, совершенно не умею кокетничать.

Послышались шаги и Кир вышел в прихожую с Лилианой на руках. Взгляд Юли метнулся к моей дочери: похоже, ее существование оказалось для женщины сюрпризом.

Но важнее сейчас было другое… То, как Кирилл смотрел на неподражаемый оригинал своей любви.

Неверие в его глазах смешалось с радостью. Нет, он не смотрел на нее – он пожирал взглядом. И я чувствовала себя так, будто в этот самый момент стремительно таю на глазах, почти что перестаю существовать.

– Юля? – выдохнул он и столь многое звучало в его голосе… точно это было не имя, а молитва.

И я больше не могла этого выносить.

– Значит, мне померещилось? – спросила язвительно, вставая между мужем и его бывшей. Напоминая себе из последних сил, что настоящая и законная теперь – я. И сознавая каждой клеточкой мозга, каждой точкой тела и уголком сердца: этот момент сейчас решит все.

– Так прогони ее, раз это всего лишь… выдумка, – добавила требовательно, ощущая, как подступает, накрывает, неминуемо подкатывает после всего пережитого, истерика.

Я успела уловить насмешливо-жалостливый взгляд Юли, адресованный мне, прежде, чем Кирилл без лишних слов передал мне малышку Лили и коротко бросил, точно собаке:

– Уйди, Софи.

Эти слова не просто ранили – они меня уничтожили.

– Что? – переспросила помертвевшими губами.

– Уйдите наверх!

И, более не добавляя ни слова, он схватил Юлю за руку и повел в сторону своего кабинета. А я осталась стоять там же, где он меня оставил: униженная, разбитая, едва живая.

Тонкий жалобный вой сорвался с губ. Еле чувствуя ноги, я отступила к дивану и рухнула на него. В ушах шумело, сердце билось надрывно, словно отсчитывая последние минуты, и весь мир словно перестал существовать. Как и я сама.

Но вот Лили вдруг заплакала: горько, громко, отчаянно, и этот звук привел меня в чувство. Моя девочка! Она нуждалась во мне, а значит, я не имела права расклеиваться. Не должна была впадать в саможаление, потому что от меня зависела моя дочь.

Кирилл ясно дал понять: для него нет никого важнее той, с которой он, не задумываясь, ушел. Ни я, ни Лилиана не сумели ее заменить, не стали неотъемлемой частью его жизни. Он прогнал нас, как бродяг, оставил ждать за закрытыми дверьми его дальнейших действий, его решения, словно судья – преступников. Но это не мы были виноваты перед ним, а он –