с той же горячечностью, напирает на выводах следующего этапа мировосприятия. Что же случается с читателем при этих резких скачках, какой жертвой это достаётся внимающему очередную порцию его информации – «всадника» абсолютно не волнует. Ну, разве что, автор вскользь допускает наличие «побочного эффекта» в своей манере ведения исследования: «Я тащу читателя, и могу пригвоздить его на определённом этапе. Потом я иду дальше, а он может остаться там». На фоне его откровенных оговорок – «уж своих-то детей я подстраховал» (от расплаты за ошибки в работе) – отношение автора к читателям выглядит особенно циничным.

Раздражали меня и малопонятные предприятия Сергея Николаевича. Например, когда ему «кураторы из тонкого плана» открытым текстом рекомендовали «успеть вложить деньги в собственную школу», для меня как ясный день был понятен смысл данного послания: часть из нахлынувших больших денег справедливо и благородно пусти на поддержку тех, кто пошёл за исследованием и теперь откровенно нуждается в деньгах – это и есть твоя школа. Ведь читатели книг и составляют его школу – чего же тут выдумывать? Ободранных и обнищавших вслед за системой было много и помимо меня. И они, кстати, были на виду, их можно было бы поддержать простым хлебом или небольшой работой. Форму поддержки можно было бы придумать самую разнообразную, необязательно каждому просящему совать в карман купюры. Но наш автор, восприняв послание прямолинейно, усадил своего шурина, человека совершенно далёкого, на мой взгляд, от содержания книг, и других подобных персонажей, и принялся учить их пондеромоторному письму – технике диагностики тонких полей человека! Не прошло и пяти минут, как у лазаревских школяров поплыло сознание и начались деформации их энергетических полей – автор вынужден был свернуть школу.

Столь же бездарной затеей считаю с помпой организованные на причерноморском побережье обучающие курсы по технике определения болезней, всё также провалившиеся, не успев и начаться. Здравомыслящие читатели с горечью отмечали странные прожекты Лазарева, сочинённые, по всей видимости, его предприимчивыми дамами – женой и тёщей.

***

Информация о строении невидимого тонкого мира не всегда приходила автору напрямую. Предварительно «переваренную» в ком-либо из его окружения информацию он затем просто «снимал», графически изображая на бумаге. Не всегда он бывал чист для этой ответственной процедуры – приёма новой информации, или просто не хотелось в который раз страдать и мучиться самому: в период написания 3-й книги, к примеру, одна важная мысль пришла к нему через Дениса, было также принято послание через маленького сына Шмонина.

Кстати, и мне однажды довелось стать передатчиком информации – для судьбы Дениса: меня просто распирало от желания освободиться от бремени вдруг зародившейся идеи. Как только поздно вечером Денис пришёл с работы (временно жил у меня), я буквально набросился на него. Денис попросил меня сначала дать ему поесть, покурить, успокоиться, и только затем махнул рукой – валяй!

– Слушай, ты рассказывал, что во время учёбы в институте тобой интересовались не только девушки… Так? Так! Тебя подобное нездоровое внимание любителей юношей докучало. Лазарев экстрасенсорным вторжением выпрямил твоё «ориентационное поле». Короче говоря, одно «пришил», другое в тебе «зашил», причём, наглухо!

– Изъясняйся, пожалуйста, яснее.

– Он перекрыл в тебе возможность меняться! Это прекрасно, что сейчас ты смотришь строго на девушек и не притягиваешь похотливые взгляды престарелых бонвиванов. Но ведь всё это – благодаря магическим пассам шефа. И при всём нынешнем благодушии, ты не растёшь духовно, как нормальные люди, характер у тебя не меняется, рамки твоего мировоззрения не раздвигаются, понимаешь? В подобной ситуации тебе помочь может… обрезание. Денис, отдай в жертву Богу часть себя!

Денису в одной из клиник Петербурга сделали обрезание. Знаю, что он в последующем сделал себе имя в творческой среде города.

***

Ну а той поздней осенью, когда я сильно нуждался в средствах на жизнь, мне надо было состыковаться с Сергеем Николаевичем в каком-либо месте и ехать к нему на дачу. Договариваемся у казино «Слава», что на углу Бухарестской и проспекта Славы.

В дороге я перелистываю научно-популярный журнал.

– Смотрите, Сергей Николаевич, какие завитки фракталов…

– Угу, я видел их раньше. А что это такое вообще?

– По-научному – математическое множество Мандельброта, больше сказать мне нечего. Как я понимаю «по-крестьянски», фракталами можно описать универсальные константы во Вселенной, и они графически повторяются в себе подобных структурах всё меньшего размера и в всё большем количестве и наоборот.

Дорога до границы с Эстонией долгая, я перехожу к писательской технике Сергея Довлатова.

– Довлатов одно время увлекался особой техникой написания текста. Например, в одном предложении все слова у него начинались с разных букв – не должно было быть двух слов с одной буквы. Получается, ломая форму, он достигал плотности в содержании. Вообще-то, саму идею он, как пишут знающие люди, взял у одного французского поэта.

– Не помнишь, как звали поэта?

– То ли Поль Верлен, то ли Франсуа Вийон, не помню точно, но кто-то из этих символистов.

За городом машина разгоняется и, как следовало ожидать, из всего потока машин тормознули именно лазаревскую. Пошли выписывать штраф. Выходя из помещения поста ГАИ, Сергей Николаевич, словно остужая свой вспыльчивый характер, взволнованно тараторит: «Парень-гаишник попался хороший».

Кстати сказать, прокатившиеся когда-либо на лазаревской машине пассажиры отмечали его манеру ездить на сумасшедшей скорости. Предприниматель по имени Валерий, недолго проработавший в офисе после шмонинской команды, выползал из машины Лазарева в полуобморочном состоянии на четвереньках. О Валере, как о бизнесмене, уцелевшем при наезде на него бандитов, в одной из лекций рассказывал Сергей Николаевич: «крышующие» подкатили к бизнесмену, а тот сидит на мели, бандиты не поверили, дали срок, Валерий стал молиться, и бандиты отстали. Но сказать, что человек при этом преобразился, глядя на Валеру, я бы не стал: ну, разве что, немного сдулся, может быть, в амбициях. Вообще в авторских выводах первых книг много преувеличения и поспешности: возможно, это было неосознанной рекламной приманкой для читателя, ну а во-вторых, таким был сам автор – аффективный Сергей Николаевич Лазарев, видящий мир через увеличительное стекло своих возможностей.

Переехав реку Выбье, мы оказались в погранзоне с Эстонией, где нахождение возможно только по специальному разрешительному талону. Но хозяева местных дач для своих гостей оформлением документов, конечно же, себя не утруждали. Многим это сходило с рук, но не для такой «приманки для санитаров», как Лазарев, опосредованной жертвой беспечности которого чуть позже стану я.

Затемно мы добрались до его дачи. Время приближалось к двенадцати ночи, я предполагал уже завалиться спать, но не тут-то было – Лазарев раскочегарил заранее растопленную соседом