переводчики и прочие деятели пера скучковались в аудиториях, из-под закрытых дверей которых прорывался неясный ропот. Я направилась в сторону деканата, превозмогая волнение и нехороший стыд. Старая лестница встретила меня поскрипыванием ступеней и приятной прохладой широких лакированных перил, а в наземной галерее, соединяющей главный корпус с административной башней, брезжило теплое осеннее солнце — последний отчаянный привет, посылаемый уходящим летом. Золотые лучи заблудились в замкнутом помещении, отражаясь от стеклянных стен, и раз за разом ударяясь о них, нагрели воздух неотапливаемого коридора почти до курортной температуры.

Я помялась около нужной двери, потом зачем-то приблизила к ней ухо. Тихо. Господи, хоть бы у него были посетители, тогда я смогла бы с уважительной причиной избежать нежелательного разговора… Что-то подсказывало — ждать приятной беседы не стоило. Наконец я постучала в дверь и осторожно заглянула внутрь.

— Здравствуйте, Вениамин Эдуардович. Можно?

— Здравствуй, Красовская. Заходи.

Я неловко протиснулась в кабинет и замерла около входа, не решаясь пройти дальше и предаваясь созерцанию внутреннего убранства. А у него довольно уютно — не так, как дома, конечно, но что-то общее в интерьере явно имелось. По обеим стенам стояли высокие книжные шкафы из тёмного дерева. За стеклом угадывались очертания толстых переплетов и диковинных статуэток. Тоже из путешествий привез, небось.

Декан сидел за столом, перебирая документы в синей папке. Не поднимая головы, читал содержимое, иногда хмурился. О моем присутствии он вроде как и забыл, не спеша отрываться от своих важных дел.

— Если вы заняты, давайте…

— Нет, я почти освободился. Садись, — он кивком указал на стул для посетителей.

За стул, спасибо, конечно, но легче от этого не стало. Скорее наоборот — пришлось приблизиться к отцу Ромки, чего делать вовсе не хотелось, и сесть с противоположной стороны от стола. Я все также терялась в догадках относительно причины сего свидания. Не станет же он упоминать о вчерашнем?.. При мысли о моем позоре спину покрыл липкий холодный пот, а щеки, кажется, залил румянец.

Стараясь не поворачивать головы, я метнула в сторону Верстовского осторожный взгляд. Да не, он слишком хорошо воспитан для подобных разговоров. Аристократ двадцать первого века, блин. Тишина становилась невыносимой.

— Если вы вызвали меня из-за такси, то я готова хоть сейчас вернуть необходимую сумму. Только скажите, сколько я вам должна…

Верстовский замер, покачал головой и потер рукой лоб.

— Думаешь, две тысячи рублей способны покрыть моральный ущерб, который нанесло твое появление в моей жизни?

Я помолчала. Моральный ущерб ему нанесла, значит? Осквернила редчайшие венецианские маски миазмами секса и порока? Ишь ты, каков индюк. Я, может, тоже пострадала, но не кричу об этом на каждом углу.

— Простите, нам с Ромой не следовало брать ваши ценные реликвии. И заходить в чужой кабинет.

— Как ты смотришь на то, чтобы перевестись в другой вуз, Красовская?

Я застыла. Только хлопнула глазами — разок, другой.

— ЧТО?

— Ты могла бы подать документы в Северный Гуманитарный Университет. Я позабочусь, чтобы все было сделано в кратчайшие сроки: тебе не придется терять время и отставать от учебной программы.

В кабинете повисла тишина, прерываемая лишь монотонным тиканьем часов. Внутри корпуса из лакированного дерева равномерно двигался золотой маятник. Туда-сюда, сюда-туда…

— Но я и так только что перевелась! Двух месяцев не прошло!

— Это хорошо, — кивнул Верстовский. — Значит, не успела так уж сильно к нам привязаться.

— Перевестись? Но почему?!

— Практика показала, что тебе не подходит учёба в нашем вузе, — мужчина закрыл папку с документами и воззрился на меня с холодным неодобрением.

От такой наглости я и вовсе онемела. Просто сидела и возмущённо смотрела на отца Ромки. Это что же за такая "практика"? Возможно, наше знакомство началось не очень…. традиционно… но выгонять меня из вуза — подлость чистой воды!

— Отчего же он мне не подходит? — голос немного дрожал. — По балам я прохожу, даже с запасом. Это ведь их вы только что изучали?

— Да, балы хорошие, — не стал отрицать декан. — И каким способом ты их заработала?..

Последнее он сказал между делом: вроде как для себя, но при этом так, что я услышала и справедливо оскорбилась. Что за намеки?!

— Мне нравится у вас в институте. И я УЖЕ успела к нему привязаться.

— Подумай, Красовская, — декан откинулся на спинку кресла и лениво посмотрел на меня из-под полуприкрытых век. — Ты на четвертом курсе. Не успеешь оглянуться — уже и ГОСы подоспели… К чему тебе лишние сложности с получением диплома?

О-о-о, приехали. Уже не намеки, а прямо-таки угрозы… И тут меня взяла злость.

— Не собираюсь я никуда переводиться. Для этого нет оснований!

— Нет, говоришь?.. — его сдержанность дала трещину, и в голосе явно проступило раздражение. — А как же твой непростительный телефонный звонок?

Сердце трусливо пропустило удар, но внешне я осталась спокойна и непреклонна.

— Не понимаю, о чем речь, — повернулась к нему в профиль, рассматривая книжный шкаф.

— Хватит строить из себя недотрогу, Красовская! — рявкнул он. — Мы оба знаем, что это была ты!

Интуиция подсказала — сейчас лучше не спорить. От декана так и фонило раздражением. Еще немного, и пассивная агрессия перейдёт в активную.

— Ах, вы о ТОМ телефонном разговоре… — я распустила хвост и небрежно махнула рукой, убирая прядь с лица. — Сущая ерунда. Ничего особенного.

Кажется, тут онемел уже сам Верстовский.

— То есть, для тебя это норма?!

— Я просто перепутала голоса, — терпело, как маленькому ребёнку, разъяснила я, не забыв подкрепить объяснения снисходительным взглядом. — И потому имела место та досадная… неприятность. Не думала, что вы примете ее так близко к сердцу!

— То есть, ты звонила не мне? — голос декана еле заметно дрогнул.

— Чего?! — я выпрямилась от удивления. — Само собой, не вам!

Вениамин Эдуардович стойко перенес удар.

— И ты даже не хочешь извиниться?

— Зачем? — каюсь, тут меня уже немного понесло. И да, хорошо было бы промолчать, вот только сделать это ну никак не получается. — Мне показалось, вам понравилось…

Верстовского надо было видеть. Он будто бы съел жабу. Я тоже замерла, с любопытством наблюдая за его лицом и ожидая, чем завершится его набухающее гневом и негодованием молчание.

— Мне понравилось, — выдавил он. — Так понравилось, что без последствий я это точно не оставлю. Ни стыда, ни совести у тебя нет, Красовская!

Я встала и без предупреждения направилась к двери. Конструктивностью в нашем диалоге уже и не пахло, а вот упреков, обвинений и запугивания было предостаточно.

— Я тебя еще не отпускал!

— Вы вызвали меня не как декан, а как частное лицо, значит, я могу уйти, когда сама