не афишировать серьезность любовного увлечения, чтобы не спровоцировать повышенную бдительность и контроль.

— Подумаешь, декан, — фыркнул отец. — У него хотя бы ученая степень есть?

— Есть. Он, вроде, профессор… Только что с того?

— Я в свое время десять лет в деканате отработал. По-настоящему талантливые педагоги редко идут на руководящие должности. И привилегия распоряжаться судьбами юных умов не добавляет благоразумия или толка.

— Ты просто кладезь мудрости, пап, — ехидно заметила я. — Но чем она мне поможет конкретно сейчас? Когда на меня взъелся один из тех, кто распоряжается, как ты выражаешься, судьбой моего ума?!

Мама на наш разговор внимания уже не обращала. Переложив ответственность за вразумление дочери на плечи супруга, она благополучно уткнулась в телефон.

— Совершенно ничем, ты права. Ну а какой у тебя план? Сдаться, просесть в учебе и дать декану повод прицепиться еще больше?

— Типа того… — неуверенно промямлила я. От папы я унаследовала лишь светлый цвет волос. Любовь к кулинарии, склонность к полноте и, главное, аналитический склад ума обошли меня стороной.

— Не так мы тебя воспитывали, дочь. — Красовский отставил фарфоровую чашку с густой кофейной гущей, покачал головой и окончательно переключился на работу.

Я промолчала, дожевывая хрустящий тост и понимая, что отсидеться дома, в уютной кухне или родной спальне, не получится. Уж не знаю, как меня воспитывали, но показать Верстовскому робость или лень, с первого дня дать слабину в нашем противостоянии… Он никому не расскажет о телефонном разговоре — я была в этом почти уверена — а вот испортить мне жизнь в универе или поспособствовать отчислению вполне может…

Но если я буду на высоте, даже этого у него не получится. Пока что программа Ливера давалась мне легко, с наскока. После зубодробительных лекций в британском университете, на чужом языке, в чужом окружении (а даже там я не была последней по успеваемости), учеба в России воспринималась мной как приятное развлечение.

— Так уж и быть, — чмокнула папу в щеку и поспешила к себе в комнату: одеваться и собирать учебники.

— Так держать, — похвалил отец, не отрывая глаз от экрана монитора. — Покажи ему, на что способны Красовские.

Я была настроена не столь решительно. Ничего доказывать Верстовскому-старшему не собиралась, наоборот, мечтала больше никогда с ним не пересекаться. Мечты наивные, бесплодные, но отчего бы не потешить сердце безумной надеждой… Конечно, я все равно опоздала, хоть и собиралась в спешке, и бежала по переходам между станциями метро, чтобы успеть на как можно более ранний поезд.

Около университета было многолюдно. Студенты сидели на лавочках под пестрыми кленами, наслаждались теплой погодой и осенним солнцем, стояли на крыльце, ожидая знакомых или просто коротая время. То, что уже прозвенел звонок на первую пару, мало кого смущало, а те кого все-таки смущало, уже сидели на занятиях, либо перемещались по направлению к ним. Я вбежала по ступенькам, на ходу разматывая шарф и вспоминая, в какую сторону идти дальше — я пока не до конца освоилась в Ливере.

Опоздание меня не слишком-то волновало: первой лекцией значилась “Зарубежная литература”, вел которую наш Сергей Михайлович "Моль". А он был настолько стар, что не всегда замечал, кто и когда явился на пару. Да и предмет его не пользовался уважением: студенты считали, что литература прошлых веков так же скучна и неактуальна, как и ее преподаватель.

Но сегодня что-то пошло не так. За кафедрой возвышался не сгорбленный Моль, а главный герой моих ночных кошмаров. Чуть было не вскрикнула: “Простите, ошиблась дверью!” — и не сбежала с глаз долой.

А, может, и правда ошиблась, или нам поменяли лекторий?.. Да нет — вон Юлька сидит. Подруга испуганно улыбнулась и помахала мне рукой.

— А вот и лучшие ученики подтягиваются! — Верстовский тоже отметил мое появление.

Расценив сие замечание за разрешение войти, я вцепилась в дверную ручку, протиснулась внутрь и на деревянных ногах потопала к третьему ряду, где сидела Гарденина. Судя по всему, задерживалась не я одна — вместо тридцати студентов в кабинете сидело около двадцати — и декан пока не начал вести занятие, лишь делал пометки в журнале и встречал едкими замечаниями каждого нового опоздавшего. Группа, обычно сонная или непозволительно возбужденная, сидела в напряженном молчании. Ромки, само собой, не было.

Попыталась спросить у Гардениной, что происходит, но та лишь пожала плечами и продолжила буравить преподавателя взглядом.

— И всегда у вас такая посещаемость на “Зарубежной литературе”? — спросил декан, по очереди оглядывая каждого. Когда дошел до меня, еле заметно скривился.

Группа дружно промычала нечто невразумительное, что можно было интерпретировать лишь как согласие.

— Печально. Что ж, заменять Сергея Михайловича буду я. Вениамин Эдуардович Верстовский, декан факультета Литературного мастерства, если кто не в курсе.

Мы были в курсе. И потому не испытывали восторга от замены.

— А где Сергей Михайлович? — осмелились пискнуть с заднего ряда.

— У Сергея Михайловича заболело сердце, и он взял больничный — на неделю, а там, может, и дальше… — Верстовский злорадно ухмыльнулся. — Я взялся заменить его и заодно проверить, как вы справляетесь с предметом.

Происходящее нравилось мне все меньше. Какое роковое совпадение. Перед глазами встала картинка: отец Ромки зажимает Моля в темном коридоре, нависает сверху и зловещим тоном предлагает взять больничный отпуск, отчего у бедного старика и правда прихватывает сердце. А все для того, чтобы добраться до некой Красовской и проверить ее успеваемость…

Похоже, мои дела и правда плохи… Декан — просто маньяк!

8.2. "Венера и Адонис"

— Сергей Михайлович сказал, что вы проходили Шекспира на прошлом занятии? — приступил к учебной экзекуции декан.

— Да, — внезапно осмелела Юля. — Мы начали с “Гамлета”.

— С места в карьер, и сразу “Гамлета”? — препод скептически приподнял брови. — А вы точно доросли до самой богатой смыслами трагедии на планете? Знакомство с Шекспиром следует начинать с чего-то более легкого, развлекательного… Например, с “Венеры и Адониса”…

Верстовский зашелестел страницами учебника, и мы, безмолвно переглянувшись, последовали его примеру. Открыв собрание сочинений на пьесе, повествующей о любовных развлечениях древнегреческих персонажей, декан обратился к моей подруге. От близости его взгляда, блуждающего рядом, но не направляемого в упор, меня лихорадило.

— И как именно вы проходили “Гамлета”? Делали лингвистический анализ, сравнивали произведения драматургов того времени или…?

Гарденина, добровольно взвалившая на себя миссию парламентера, еле заметно порозовела.

— …Читали вслух.

— Читали вслух? — переспросил он, и Юлька смутилась еще больше. — Неплохо. Уровень начальной школы вы уже переступили. Что ж, почитайте и мне тоже. Как раз потренируете актерское мастерство. Вы в курсе,