– Волыну-то опусти, – вновь раздался голос с лежанки.

Но поскольку Колян замешкался, то и случилось то, что должно было случиться. Картонка отлетела в сторону, и тут же полыхнула вспышка выстрела. Пуля вошла Коляну в предплечье, и он, пригнувшись, подвывая от боли и обиды, бросился в яблоневый сад. Упал ничком в высокую траву, чуть позади Хасана.

– Чего там? – поинтересовался хладнокровный кавказец.

– Стреляй! Там, оказывается, какой-то темнила на спальном месте законурился… – Колян сузившимися от боли глазами смотрел на растекавшееся по предплечью кровавое пятно. – Кончай его. За стеклом он, за занавесочкой. Йод у нас в машине, в аптечке, есть?

Хасан выпустил короткую очередь на три патрона – стрелял, взяв выше кабины «Вольво». Над коровником взметнулась стая ворон. В ответ из кабины отозвался автомат, и тоже короткой очередью – на три патрона. Пули разнесли кору на толстом стволе яблони, за которой укрывался Хасан.

– Слушай, метко стреляет. – В голосе кавказца почувствовалось даже некое уважение к таинственному противнику.

Колян, лежавший в траве, наконец-то сообразил, что вооружен. В обмякшей правой кисти лежал тяжелый «макаров». Он перехватил пистолет в левую и прицелился, намереваясь высадить всю обойму в кабину «Вольво» и прикончить того, кто посмел его ранить.

– Умный очень, да? – проговорил Хасан, небрежно отводя ногой руку Коляна. – Зачем такую дорогую машину портить? Груз нежный – копченая осетрина. Рефрижератор сломаешь, все завоняется. Жадоба не похвалит.

– Так он же, гад, кровь мне пустил… – Колян все же не стал стрелять.

– Никуда он с подводной лодки не денется. – Хасан хищно оскалился и скосил глаза.

Мужичка, копавшегося до этого под капотом «КрАЗа», словно ветром сдуло. Он, пригнувшись, прижимая пистолет к груди, уже крался вдоль фургона, чтобы незаметно подобраться к кабине. Водитель «Вольво» заполз-таки под машину и теперь прятался, укрывшись за передним колесом.

Кавказец прищурился и понял, что сейчас должно произойти. Ведь тот, кто находился на лежанке за занавесочкой, видел приближающегося к кабине бандита в большом зеркале заднего вида, укрепленном возле дверцы.

– Ну, что ж, мы тебя тут и подкараулим. – Кавказец приподнял ствол автомата и нацелил его в зияющий дверной проем.

Убивать он никого не собирался – это лишнее. А вот ранить – это пожалуйста. Ведь следовало отомстить за Коляна. Но Хасан просчитался. Таинственный противник так и не возник в дверце. Вместо этого распахнулся люк на крыше кабины, буквально на секунду над ним появился силуэт с автоматом в руках. Громыхнула очередь. Пули подняли фонтанчики песка перед мужичком с «ТТ», как бы говоря: «Все, дальше не суйся – дальше смерть». Любитель антикварного бандитского оружия сразу все понял и метнулся в сад. Он спрятался за густо разросшейся яблоней и зашипел:

– Хасан, мочи его!

Кавказец вновь дал очередь чуть повыше кабины. Ответ не замедлил себя ждать. Из распахнутой дверки громыхнул автомат. На головы налетчикам посыпались рваные листья и незрелые яблоки.

– Сука! – внезапно выкрикнул мужичок с «ТТ» и выстрелил в боковое окно кабины.

Брызгами разлетелось стекло, качнулась, но удержалась простреленная занавеска.

– Дятел, не пори быка, – только и нашелся что сказать кавказец. – Машину зачем портишь?

И только успел Хасан произнести эту фразу, как из «Вольво» дважды выстрелили. Первой пулей разнесло лобовое стекло «КрАЗа». Вторая выбила тонкую стальную подпорку, и капот с грохотом опустился.

– Да не стреляй ты, – зло зашипел Хасан на мужичка. – Не видишь, что ли, он, если не захочет тебе шкуру портить, то по пуле в каждый глаз всадит.

– Надо срочно что-то замутить… – засуетился раненый Колян, – гранату, что ли, в кабину бросить? А то я тут весь кровью изойду.

– Царапнуло тебя, только и всего. Не видел ты, как людям минами руки-ноги отрывает… Кость целая, раз рукой шевелить можешь. Вот и не ной.

Хасан, закусив губу, думал, что бы предпринять. Не торчать же тут до вечера. Но и подставлять голову под пули ему не хотелось, как и звонить Жадобину, просить подкрепления. Жадоба еще на смех подымет: «Втроем и не справились».

Конечно, можно было перевести стрелки на ментов Кулешова, которые недосмотрели, что на спальном месте прячется какой-то хмырь с автоматом. Но менты ментами, что с них возьмешь? Нужно и свою голову на плечах иметь.

И тут случилось то, чего не ожидал ни один из нападавших. Из двери грузовика высунулась палка, на ней покачивалось белое вафельное полотенце.

– Это он что, сдается? – обрадовался мужичок с «ТТ».

– Не похоже на него, – процедил сквозь зубы Хасан. – Качели какие-то нам подсовывает, замутил, в натуре. Вы, пацаны, поосторожнее с ним, мало ли чего он задумал.

Колян, поскуливая, зажимал раненое предплечье ладонью.

Белый флаг покачался, а затем исчез в кабине.

– Сдаешься, что ли? – крикнул Хасан. – Тогда выходи! Только без канители. Чуть что – пристрелим.

– И не сомневайся, пристрелим с первого выстрела, зуб даю, – добавил мужичок с «ТТ».

Пауза затянулась. Хасан крикнул:

– Ты кто такой?

– А ты кто? – спросили из кабины.

– Кончай базар, вылезай.

Картонная коробка упала из открытой дверцы на землю. В дверном проеме показался крепко сложенный мужчина с коротко стриженной головой и бородкой-эспаньолкой. В руках он держал автомат, но так, чтобы сразу было понятно: использовать его по назначению больше не собирается – сжимал за ствол и приклад. Крепкие хорошо натренированные мускулы перекатывались под густо татуированной кожей голого торса – мужчина словно специально демонстрировал уголовные наколки.

– Эй, пацаны! Тут явно рамс вышел, непонятка какая-то. Вы, как я понимаю, из жадобинской кодлы? Зачем стрелять друг в друга, можно перетереть и развести рамсы краями. Если я неправ – забирайте все. Если вы косорезите, то извинитесь. – С этими словами он аккуратно положил автомат на землю и выпрямился.

В его голосе и поведении не было и намека на страх – лишь достоинство уголовника и искреннее желание развести те самые рамсы краями.

Хасан вышел из-за яблони, автомат уже висел у него за спиной стволом вниз. Следом за ним вышел и Колян. Последним поднялся из травы мужичонка, посмотрел на свой «ТТ», подумал… сунул оружие за пояс и прикрыл джинсовой курткой.

– Уважуха, – произнес кавказец, впечатленный хладнокровием неизвестного, задержал взгляд на татуировке – тигр, оскалившийся сквозь колючую проволоку.

Паутина синих тюремных татуировок резко выделялась на фоне белоснежной кожи. Такой белой не может быть кожа у обычного человека, да еще летом. Ни капли загара, словно ее обладатель несколько последних лет безвылазно провел в подвале.