– Срисовал мастюху? – спокойно произнес Андрей Ларин. – Если срисовал, то, значит, все и понял. – Он надел майку.

Хасан не решился задать справедливый вопрос: мол, за наколки отвечаешь? И так все было ясно. Перед ним стоял матерый уголовник, имевший не одну ходку за плечами. И не просто уголовник, а самый что ни на есть авторитет.

Сам-то кавказец ни дня не провел в зоне, но в блатных понятках разбирался и не собирался соваться в чужой монастырь со своим уставом, чуял за Лариным силу.

– Ну, так что, жадобинская кодла вы, или как? – с вызовом спросил Андрей. – Обозначалово ваше жду. Гильзы, кстати, соберите. Не хрен ментам лишние подсказки оставлять, стволы светить. Моих на земле нет – все в кабине.

Повел он себя достаточно нагло – для человека, сложившего оружие. Однако все уголовники, как звери, чуют превосходство сильного. А Ларин сумел доказать, что уважать его стоит. Да и татуировки о многом говорили.

* * *

Возле каждого крупного города найдется место, куда никому не придет в голову приезжать без крайней нужды. Дачи и квартиры поблизости от него будут стоить в два раза меньше, чем в другом равноудаленном от центра районе. И дело не в удобстве подъездных путей, не в пейзажах и не в наличии водоемов, а в запахе.

Городская свалка и в самом деле место малопривлекательное для большинства горожан. Чего уж в нем хорошего? С раннего утра до позднего вечера тянется к свалке от города вереница груженых мусоровозов. Круглые сутки тарахтят на городской свалке мощные бульдозеры, разравнивая, трамбуя гусеницами мусор. Прорезают мрак фары и сыплются, переваливаются отбросы, источающие зловоние.

Только человеку неосведомленному может показаться, что свалка – это стопроцентные убытки. В самом деле, ну какая от нее может быть финансовая польза? Если рынки и магазины – чрево города, то свалку приличным словом и не назовешь. Хотя все, что существует в этом мире, должно как-то называться.

По документам огромная мусорка возле краевой столицы гордо именовалась полигоном для хранения твердых бытовых отходов. Возник этот полигон стихийно еще в пятидесятые годы и с тех пор только ширился и рос в высоту. Несколько поколений городских жителей оставляли на нем память о своем существовании. У самой земли под многометровой толщей отложений догнивали газеты с портретами Сталина, обломки граммофонных пластинок на семьдесят восемь оборотов в минуту. Над ними покоилась память об эпохе правления Никиты Сергеевича Хрущева: журналы «Огонек» с портретами Юрия Гагарина, ржавые жестяные остовы детских колясок, исполненных в автомобильной стилистике, разбитые трубки ламп дневного света, полуразложившиеся батарейки от карманных фонариков и первых коротковолновых приемников, благодаря которым советское население сквозь треск глушилок слушало вражьи голоса: радиостанции «Свобода», «Голос Америки» и русскую службу Би-би-си. Еще выше, ближе к поверхности, находились залежи эпохи застоя… Однако первые три археологических слоя были довольно тощими. В те времена люди преимущественно пользовались многоразовой тарой, стеклянные бутылки и банки возвращались на заводы и фабрики через сеть приемных пунктов. Макулатуру собирали не только школьники. Ведь каждый собравший двадцать килограммов старых газет и журналов получал за это право приобрести дефицитную книгу, типа «Три мушкетера», «Женщина в белом» или один из томов «Анжелика – маркиза ангелов».

Большая часть объемов мусора на полигоне для хранения твердых бытовых отходов накопилась уже после распада Советского Союза. Ведь теперешнее время справедливо называют пластмассовым веком. Пластиковые бутылки, пластиковые упаковки для чипсов, молока и сметаны, столы, стулья, корпуса мониторов и телевизоров… Сейчас вечных вещей не изготавливают. Это раньше они служили десятилетиями. Теперь жизнь даже такой недешевой штуки, как мобильный телефон, измеряется несколькими годами. Люди меняют старую мебель на новую, переустанавливают двери, окна, сбивают плитку, и все выломанное, снятое, конечно же, оказывается на свалке. Коммунальные службы иногда даже вывозить не успевают.

Однако если рассудить здраво, то мусора в мире не существует. Есть только вещи, которые находятся там, где им не стоит находиться. Все выброшенное может приносить пользу. И первыми это поняли птицы. Городские чайки уже давно позабыли, что природой им предназначено ловить рыбу в водоемах и питаться ею. Зачем тратить лишние силы, если есть свалка, где жратвы навалом? Возможно, пройдет несколько тысячелетий, и некогда гордые птицы, воспетые поэтами, окончательно превратятся в разожравшихся наземных тварей и даже разучатся летать. Это сейчас чайки вперемешку с вороньем плотными стаями кружат над свалками, выискивая легкую добычу и оглашая окрестности страшным гамом. С ними делят мусорные ресурсы и двуногие обитатели свалок – бомжи. Ведь столько всего интересного и полезного свозят сюда. И в магазин ходить не надо. Вот привезли и вывалили партию просроченных продуктов с рынка. Вот – еще вполне пригодный для спанья диван. Из старых шкафов, окон, дверей, картонок, жестянок, ржавых бочек можно и халупу построить в ближайшем леске. А собранных стеклянных и пластиковых бутылок, макулатуры, металлолома, вырванных из старых телевизоров и компьютеров цветных металлов вполне хватает, чтобы, сдав их, получить деньги не только на пропитание, но и на дешевую выпивку.

Казалось бы, кому какое дело до опустившихся людишек, промышляющих на свалке? Ведь полигон для хранения твердых отходов в определенном смысле – государство в государстве. Здесь царят свои, отличные от мира нормальных людей отношения. Его гражданам не нужны документы, если только не собираешься покинуть территорию свалки. Здесь не платят налоги, не выбирают депутатов и не назначают правительство. Иерархия складывается сама собой, как в звериных стаях: правит тот, кто сильнее, и он обирает более слабых. Даже кладбища здесь не в почете. Умершего можно упокоить и в грудах мусора. Казалось бы, живут себе люди и живут. Кто может позариться на их незатейливый мир с его мелкими горестями, обидами и радостями? Кому могут понадобиться груды разлагающегося мусора? Разве что экологи забьют тревогу, увидев, что городская свалка вплотную подбирается к водоохранной зоне реки. Но и тогда есть выход – засыпать многометровую толщу мусора землей, высадить сверху лесок и оставить его на память потомкам. Может, со временем из мусора образуется нефть или же каменный уголь. А может, придут сюда когда-нибудь археологи и примутся изучать жизнь своих далеких пращуров. И появятся в научном обиходе новые исторические термины: эпоха ламповых телевизоров, период транзисторных радиоприемников, век стеклянных кинескопов…

Но не били экологи тревоги. Ведь местные власти столицы края строго следили за тем, чтобы в городе не плодились всевозможные общественные организации, пусть себе даже и безобидной экологической направленности. К чему чиновникам независимые общественные контролеры, не подконтрольные властным структурам журналисты? Все это головная боль. Вот бандюганы типа кодлы Жадобина – это социально близкий элемент. Они предсказуемы, управляемы, с ними всегда можно договориться. Ведь цель-то одна: тупо получать и разворовывать чужие деньги. Никакого тебе идеализма и абстрактного человеколюбия. Если понадобится, неугодных горожан и бизнесменов можно призвать к порядку при помощи банды. А потом разводить руками – мол, власти здесь и ни при чем.