То есть, не узнаю своего отражения.

В голове всплывает мультик "Анастасия". Ну, про ту самую княжну, у которой от семьи остался только кулон с надписью "До встречи в Париже". Дочь последнего русского царя в начале выглядит жалкой оборванкой, но потом, вернувшись в семью, она преображается и расцветает.

То же самое произошло и со мной, только я не княжна.

Зато, я личная помощница миллионера Волкова.

Образ дополняется красивым золотым кулоном и серьгами, белой мягкой шубкой, цену которой я не смотрю принципиально, чтобы в обморок не упасть.

Когда выходу в зал к стилисту, тот зачарованно вздыхает и мечтательно складывает руки.

— Вероника… — тянет он с томительным восторгом. — Ты само совершенство.

_15_

Когда Эдик оплачивает платье и все украшения, я стою в стороне, повесив нос. Боюсь, что выбрала слишком дорогой наряд. Но я не виновата! От красоты и роскоши у меня кружится голова, и рассудок играет со мной в прятки.

— Ты сейчас куда? — стилист открывает передо мной двери своего авто.

— Слушай, я хочу доехать до мамы, только платье новое я туда не повезу.

— Так. Тогда я доставлю его в офис господина Волкова. Завтра заберёшь?

Коротко киваю.

Попрощавшись со стилистом, я решаю прогуляться до матери пешком.

Почти неделя, как я ушла из дома.

За это время моя жизнь встала с ног на голову. Неожиданное предложение Степана Ефимовича стало для меня глотком чистого воздуха, путём к новому существованию на этой планете. Появился хоть какой-то смысл в жизни, цели, планы, мечты. В квартире у матери я думала лишь о том, как протянуть от зарплаты до зарплаты, а теперь для меня открывается мир заново. Не тот, где приходя домой с работы боишься, что родительница снова кого-то привела и напилась. Совершенно другой мир! Волшебный. Яркий. Я, конечно, не стремлюсь покупать себе платья за девять миллионов. От воспоминаний о ценнике волосы на голове вновь начинают дыбом встать… Я просто хочу жить в маленькой аккуратной квартирке, без лишнего пафоса и блеска. Не снимать жильё, а иметь своё.

Мне не нужны золотые горы.

Мне просто нужен комфорт. Уют. Место, где я смогу быть счастливой. Где у меня будет своя семья. Где я смогу в безопасности завести ребёнка. Мне двадцать шесть, бабки на лавках уже шипели на меня, что пора бы, и так уже старородящая. В счастье в личной жизни я уже не верю, а ребёнка хочу родить для себя. Возможно, даже двоих детей. Мальчика и девочку.

И ради этого стоит пробиваться, стараться построить карьеру в корпорации Нефть "ВЕС", заработать на беззаботную жизнь и защищённое материнство.

Я уверена, что оно того стоит. Уверена.

В собственных мыслях, не заметила, как подошла к многоквартирному дому мамы. На улице начало темнеть, сумерки медленно обволакивают город. Становится холоднее, и ноги в тонких капроновых колготках обдаёт морозом.

Медленно вхожу в квартиру, где снова пахнет сигаретным дымом. Запах головной болью отзывается в висках, и дышать становится трудно.

— Вероника! — мама выплывает с комнаты на звук хлопнувшей двери.

— Привет.

Моя милая мамочка. С искренней улыбкой, со слезами в морщинках у глаз. Она протягивает ко мне руки и нежно так, с любовью, захватывает в объятия.

Чувствую себя неловко и… паршиво. Моё сердечко сжимается тисками боли и негодования. Я бросила её здесь с чужим мужчиной, намерения которого были мне не совсем понятны. Осознание сильно стучит по голове.

Мать громко всхлипывает, вжавшись лицом в шарфик на моей шее.

— Мама, — шепчу я, и ноги подгибаются.

Острая боль ломит в грудной клетке. Какая же я тварь.

— Как ты? — губы мои онемели и не хотят шевелиться.

— Я так виновата перед тобой, — всхлипывает женщина в моих объятиях, и я закрываю глаза.

С моих ресниц падает прозрачная слезинка прямо на пальто, оставляя мокрый след.

— Мам, что у тебя покушать?

Знаю, что скорее всего ничего.

— Будешь яичко? — родительница ободряется и тянет меня на кухню прямо в одежде.

— А ещё что? — с надеждой, что мать тут не только яйца ела в моё отсутствие.

Открываю холодильник. Пусто.

Совесть колет меня между лопаток острыми иголками.

— Я в магазин, — разворачиваюсь и бегу к двери.

До ближайшего гипермаркета две минуты. Набираю в корзину крупы, мясо, фрукты, овощи, конфеты. Всего и побольше. Обратно тащу в руках четыре полных пакета.

Мама ждёт меня на пороге.

— Куда делся дядя Петя? — спрашиваю в лоб, когда раскладываю продукты по местам.

— У нас не сложилось. Он протрезвел и ушёл. С собой забрал… серьги бабушки.

— Что? — выдыхаю я и падаю на стул, роняя из рук упаковку с гречкой.

Крупа рассыпается по полу.

— Вероника, прости меня, — мать начинает плакать, а у меня вакуум в голове.

Бабушкины серьги — единственное, что от неё осталось мне в наследство. И я берегла их в специальной шкатулке на верхней полке шкафа. Когда импульсивно собирала вещи, сбегая из этой квартиры, я совсем забыла про них.

Такие простые, даже не золото, а серебро, без камней, самые обычные… но такие дорогие для меня. Я обещала бабушке Ане, что надену их когда буду замуж выходить. Мне тогда, правда, было около восьми лет, но всё же я помнила своё обещание и когда-нибудь собиралась его исполнить.

— Мне так жаль, — мать истерично всхлипывает.

Я делаю глубокий вдох, виски сдавливает пустота.

— Ладно. Забрал и забрал, не реви, — смотрю на женщину строгим взглядом.

А у самой на душе кошки скребут.

Вероятнее всего, дядя Петя сдал серьги в ломбард. Теплится надежда, что я смогу найти их.

Мама продолжает всхлипывать, а я завариваю ей чай. Приступаю к уборке.

Бабушка Аня говорила, что когда ей было грустно и плохо, она всегда начинала мыть полы. В квартире чисто, и мысли впорядке.

Следую её примеру. И уже через час всё блестит чистотой. Я обессиленно падаю на диванчик в спальне.

— Ты останешься с ночёвкой? — мать успела принять душ, пока я носилась по квартире с тряпками.

— Нет, я поеду к себе. Завтра у меня дела. Продуктов тебе хватит на неделю, но я заеду в выходные. Поддерживай в доме чистоту. И не кури в квартире, мам, хотя бы окно открывай! — даю ей наставления, будто мы поменялись ролями, будто она мой непутёвый ребёнок, а я строгий родитель.

Остаться здесь я не могу. Не хочу. Забрать её с собой в новую квартиру — тоже нет. Неизвестно, сколько мама продержится в трезвом уме, а скандалы с новыми