Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— От этого мне частенько становится грустно и я громко плачу. Порой, даже крысы не выдерживают звуков моего горя и я слышу их торопливые скачки в сторону выхода.
— Поэтому сюда никто не приходит? — с надеждой спросил Остин, возвращая мальчишке его нож. Тот принял оружие из рук Охотника, и аккуратно положив его на колени, сказал:
— Кроме крыс и Вампалов, воющих снаружи, был здесь один монах. Он попал в Самабах из мира людей, чтобы отыскать амулет из священного древа Ас Пу, что хранилось здесь многие годы.
— И он его не нашёл?
— Конечно же, нет! — усмехнулся мальчишка. — Я держал его в кармане, так что он бы не смог его найти.
— Вот как! — с облегчением произнёс Остин.
— Я сам отдал ему амулет. — Похвастался мальчик.
— Что? — с ужасом воскликнул юноша.
— Он рассказал свою историю и, мне стало его так жаль, что я решил отдать ему амулет.
— Отдать? Отдать? — кричал Остин. — Из-за какой-то истории?
— Это была не просто история…
— Не важно! — перебил его Охотник. — Он наверняка — шарлатан, и уже продал твою драгоценность какому-нибудь зажиточному Парижанину.
— Почём тебе знать?
— Я знаю и всё тут!
— А тебе он зачем?
— Не ради денег!
— Тогда, ради чего?
— Не твоего ума дела! — скрестив руки на груди, бросил Остин.
— Я ему верю! Он честный! Он вернётся за мной!
— Это он так сказал? — прищурившись, поинтересовался юноша. — И сколько времени прошло с того момента, как он дал обещание?
Мальчишка промолчал, но по его насупленному выражению лица было понятно, что времени прошло гораздо больше, чем ожидалось.
— Ему не зачем возвращаться! — грубо бросил юноша. — Он получил то, что ему было нужно.
— Он дал клятву! — громко закричал призрак. — Святые письмена на его теле не позволят солгать!
— Это он так сказал? — не уступал Остин.
— Да!
— Значит, он солгал!
— А-а-а — заревел мальчик. И от его ора пещера начала содрогаться, а у Остина и Анабель, заложило уши. Тонкие трещинки-паутинки на стенах и полу пещеры начали превращаться в пробоины шириной в палец.
— Нам надо уходить! — повернувшись к Анабель, прокричал Остин. Он поднял её на руки и рванул к выходу.
— А-а-а — что есть мочи кричал мальчишка.
Глава 9. Статуя
Стоило Остину и Анабель покинуть каменные покои, как послышался оглушающий треск и, огромный кусок горной породы рухнул вниз, завалив собой вход в пещеру.
— Обязательно быть таким грубым? — набросилась Анабель, с ужасом разглядывая свалившуюся глыбу. — Он ведь ребёнок!
— Мёртвый ребёнок! — поправил Остин. — От него, как от личности, ничего не осталось. Он даже имени своего не помнит!
— Пусть так, но это не повод доводить его до истерики.
— Ох, ну извини, что обидел призрака! — съехидничал парень.
— Ты был с ним груб лишь потому, что он отдал амулет не тебе.
— Глупый мальчишка! — выругался юноша. — Как он мог отдать такую ценную вещь первопроходцу?
— Первопроходцу? — фыркнула Анабель, — А ты себя кем считаешь? Думаешь, он отдал бы амулет тебе?
— Если бы он не согласился отдать амулет добровольно, я отнял бы его силой! — в глазах Остина горело пламя ярости, давая понять, что он не шутит. — Я был так близок к своей цели, — продолжил он, — а сейчас у меня такое чувство, словно кто-то выбил землю из под моих ног.
— Он — всего лишь дитя, лишённое жизни, таким жестоким способом. — Приглушённым голосом проговорила девушка. — Удар в грудь — означает то, что мальчишка знал своего убийцу! Поэтому подпустил так близко!
— Подозреваю, что нож, который он постоянно трёт — и есть орудие убийства. — Немного поостыв ответил Остин.
— Разве от этой мысли твоё сердце не замирает?
— Как бы мне ни было жаль, я не в силах исправить случившееся! — заметил юноша. Он тяжело вздохнул и, смерив взглядом Анабель, произнёс:
— Уже стемнело, так что для начала позаботимся о ночлеге! К Сквамэя чивис я не вернусь! Так что поищем ночлег в другом месте.
Углубившись в дикие заросли джунглей, Остин и Анабель наткнулись на огромное и, судя по всему, довольно старое, дерево, корни которого высокими буграми выступали наружу, местами доходя нашим путникам до пояса. В стволе гиганта был вырезан лаз, внутри которого вполне могли укрыться несколько упитанных мужчин. Так что Остин и Анабель расположились там с комфортом.
— Должно быть, кто-то из местных дикарей вырезал эту древесную пещеру для ночлега, или чтобы укрыться от дождя. — Предположил Остин.
— Весьма предусмотрительно! — одобрительно улыбнулась девушка, присаживаясь на земляной пол. Она жутко устала и неохотно вела диалог. Остин это понял и, достав из-за пазухи снедать от дикарей, завёрнутую в листву банановой пальмы, привычным движением передал её часть девушке.
— Что это? — спросила Анабель.
— Судя по запаху, это древесные лепёшки! — экспертным тоном ответствовал Остин.
— Как ты это понял? — обнюхивая пресный кругляшок, поинтересовалась девушка.
— Видел, как чивисы выдалбливают деревянными молоточками нутро пальмы. А их женщины потом, жарили эти опилки вперемешку с водой на огне.
— Когда это ты успел? — удивилась Анабель.
— Пока ты спала! — усмехнулся юноша.
На вкус лепёшки были не плохи. И пусть они не хило отдавали древесиной, зато отлично набивали желудок, успокаивая голод.
— Эти лепёшки напомнили мне хлеб, который давали в приюте. — Поделилась Анабель. — Не знаю, из чего их готовили, но привкус у них был такой же древесный.
— Не сладко тебе пришлось там, да?
— Да! — согласилась девушка. — Именно поэтому я бесконечно благодарна Госпоже Редмунд.
— Рад, что эта холодная леди, оставила в твоём сердце столь глубокое чувство! — съязвил парень.
— А как же твой Хэнк? — сонно спросила девушка.
— А что Хэнк?!
— Он не вызывает у тебя чувство благодарности?
— Благодарности? — наморщил лоб Остин. — Нет! Хотя, — протянул он немного подумав, — Он спас меня от холодной смерти в лесу. Так что можно сказать, я ему за это признателен и ещё за кое-что… — Парень потёр белый камешек с красными крапинками, висевшей на его шее. — Но назвать это благодарностью я не могу! Жизнь, которую он мне дал, сильно отличается от той, о которой я мечтаю.
— И о какой жизни ты мечтаешь?
— О той, где не нужно убивать, чтобы выжить!
— Мне казалось, ты чтишь свой клан и его традиции…
— Это сложно объяснить! — замялся парень. — Я уважаю свой клан и его традиции, даже если они чудовищны для остальных. Но я никогда не чувствовал себя частью этого общества. И дело не в том, что ко мне относились как к чужаку.