Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я улыбаюсь.
– Звучишь как Э. Но я стараюсь смотреть на вещи практичнее.
Я вру, конечно. Или выдаю желаемое за действительное.
– Чушь! Как ты думаешь, откуда у нас паровой двигатель? Телефон? Автомобили? Это все нужно было выдумать, прежде чем они стали реальностью. Люди с хорошим воображением – вот кто создает новое, изобретает, двигает прогресс!
– Может, вы и правы. – Я кладу в рот соленую оливку и раскусываю.
– Нет никаких «может»! Чтобы жить полноценно, мы должны пройти сквозь двери в более удивительный, чудесный мир. Шанс. Судьба. С таким не шутят.
Я делаю глубокий вдох, не зная, что сказать.
– Ну же, иди, – он кивает в сторону тропинки, ведущей во тьму.
– Простите?
– Надо пройти сквозь двери.
Значит, не метафора.
Но все это уже слишком. Я люблю тайные проходы, но ни за что не пойду в темный лес, даже если на его месте на самом деле должна быть стена.
– Я… мне нужно…
Ф. цыкает.
– Что нужно? Что может быть важнее?
– У Э. проблемы со здоровьем. Я должна проверить, как она. И в магазине дела плохи.
Он наклоняет голову, слегка нахмурившись.
– Все потому, что ты не знаешь, кто ты такая.
Я открываю рот, но не могу выдавить ни звука. Ф. знает меня? Может быть, даже моих родителей?
– Когда ты не знаешь, кто ты на самом деле, другие люди могут у тебя забрать. Забрать то, что является твоим. – Он трогает меня за плечо, подталкивая к краю сада. – Ты найдешь там ответы на все свои вопросы. Если осмелишься.
Он заставит меня идти туда?
Впервые за вечер я чувствую страх, порыв сбежать, хотя другая часть меня жаждет обрести найденное.
– Я должна идти, была очень… рада знакомству… то есть встрече.
Я разворачиваюсь от Ф., от стола.
Где же та скамейка, рядом с которой был мой вход?
Я стремглав бегу по буйной траве, но почти у самой скамьи я спотыкаюсь и падаю. Последнее, что я вижу в мерцании свечей – летящий в воздухе бокал и удивленный взгляд мужчины, которого Т. назвал моим поклонником.
Затем – темнота.
Глава 8
Любовь – жизнь пробуждающаяся, ты – сон.
Из «Слово в пустыне», Малкольм Гайт
Из темноты меня зовет тихое, мелодичное птичье пение.
Я просыпаюсь медленно, пробираюсь с закрытыми глазами сквозь туман подсознания.
Вспоминаю. Сад. Я в волшебном мерцающем Саду.
Открываю глаза, чтобы найти птицу, поющую мне доброе утро – может быть, она слетела с ветвей величественного дуба?
Но я вижу только желтеющий потолок моей квартиры.
На мне снова домашние штаны, заляпанные краской, и старая толстовка. Платье с вышитыми цветами вистерии пропало.
Птичье пение – всего лишь будильник, звенящий все громче с прикроватной тумбочки.
Со стоном нашариваю рукой телефон и выключаю будильник.
Сон. Всего лишь сон.
Закрываю глаза ладонями и чувствую горячие слезы.
Почему я плачу?
Потому что сад казался настоящим, таким… целебным.
Странное слово, но оно первое приходит мне в голову.
Меня приняли в круг «настоящих» писателей. Сообщество людей, ценящих творчество и красоту. Мои люди. Как будто находишь оазис в пустыне. Изысканные блюда, принесенные подарки, ощущение вечности.
В саду я нашла все, что люблю. Алхимия, замешанная на моей крови: ностальгия и элегантность, загадки и любопытство. Радость и принятие.
Но я знаю, откуда они пришли.
Я скатываюсь с кровати, выхожу в гостиную и снова беру с полки «Таинственный сад». Затем вынимаю тетрадные листы. Растрепанный край страниц там, где раньше они крепились к пружинке, разваливается у меня в руках на маленькие квадратики.
Я сажусь на диван, как вчера читая первые строчки – неужели только вчера?
Давным-давно жила-была девочка-сиротка, растила ее бабушка, которая ей была вовсе не бабушка. Девочка не знала, кто она, но ей предстояло пережить множество приключений и увидеть много загадочных мест.
Первым местом, в котором она нашла Себя, был очень волшебный сад с волшебными людьми, которые ее любили.
И снова слезы. Я откладываю страницы и массирую онемевшими пальцами лоб, пытаясь стереть из мозга захватившее его за ночь сумасшествие.
Зачитанная до дыр книга о Мэри и ее таинственном саде. Страницы, написанные мной в десять лет. Плюс, Уильям упомянул эту историю, когда мы смотрели сквозь запертые ворота. Даже «Звездный фолиант», постоянно мозолящий мне глаза, – все это соединилось в одну иллюзию, убежище от реальности, где я могу быть кем-то еще. Келси, ты сходишь с ума.
Но что это был за сон! Никогда я не видела ничего подобного. Мои органы чувств и мои эмоции работали сообща, я помню все запахи и вкусы – не как в обычных, ускользающих обрывках видений.
Больше было похоже на пробуждение.
Я должна знать правду.
Засовываю ноги в кроссовки, не завязывая шнурки, несусь вниз сквозь книжный. Открываю дверь, лечу до железной двери и обеими руками пытаюсь ее открыть.
Если бы двери открывались отчаянием и надеждой, они распахнулись бы без усилий.
Вместо этого я всем телом влетаю в железные прутья.
Так и остаюсь, глотая горечь, вжатая в ворота.
Должен же быть ключ. Может, вчера кто-то открыл ворота, а потом запер снова?
Я просто не в себе. Это единственное объяснение. Почему еще я бегу обратно в магазин и хожу кругами вокруг кассы, закрыв глаза?
Где я видела ключ? Где-то на крючке.
Где же, Ба, где?
В детском отделе.
Я включаю свет по всему магазину, помещение наполняется шипением галогеновых ламп.
Вскоре я уже пробираюсь между шуб в платяном шкафу и бегу сквозь Нарнийский лес в комнату, где мои юные писатели хранят свои тетрадки на пружинках, заполняя их мечтами, которые могут оказаться реальностью.
Вот здесь стена с «диковинками», как она их называла. Пара дюжин безделушек, купленных в антикварных магазинах и выловленных из ящиков с реквизитом, скопившихся за шестьдесят лет истории Книжной лавки на Каштановой улице. Ба сама повесила ржавый железный ключ на крючок.
«Никогда не знаешь, что он может открывать», – сказала она тогда, хитро улыбаясь.
Знала ли ты, что он открывает? Помнишь ли до сих пор?
Я хватаю ключ и бегу обратно сквозь Нарнию и Книжный на улицу.
Дрожащими руками вставляю ключ в замочную скважину ворот, не дыша.
Подходит. Поворачивается.
Щелк.
Дверь открыта. Я снова пробираюсь сквозь заросли травы и плющ к волшебному саду
Но никакой магии здесь нет.
Трава, еще трава. Мусор, еще мусор. Десятилетиями пьяные