– Не, слишком дорого.

– М-м-м, хорошо, тогда бери «Катти Сарк» с печатью за три фунта.

Когда мы уехали, я долго смеялся над тем, что Александрия была единственной в своем роде, и слава богу.

Мы были не очень уверены, куда ехать. Изначально планировалось встать лагерем за пределами города, подальше от мошенников, а на следующее утро вернуться, чтобы посмотреть на Помпееву колонну, Маленького Сфинкса и катакомбы Ком-эль-Шукафа. Но за городом место найти было очень сложно, потому что мы уже добрались до дельты Нила. Исчезла бесплодная пустыня, в которой можно было раскинуть лагерь в любом месте. Здесь же любой кусочек земли либо возделывался, либо был просто залит водой. Именно там Нил, приближаясь к морю, разливался в огромный треугольник со стороной в сотню километров, с буйной зеленой растительностью, которая обеспечивала едой, одеждой, работой и надеждой большинство из 30 миллионов египтян. Лишь 50 тысяч отважных (или тронутых) человек жили на негостеприимных пространствах страны (составляющих 97 % ее площади). Оставшаяся часть зависела от Нила, вокруг которого не было ни одного свободного квадратного метра для лагеря.

После того как мы достаточно извалялись в грязи и перешли вброд несколько потоков в темноте, мы остановились на ночлег на грязной дороге за старыми пальмами, окружавшими хлопковое поле. Здесь на нас первый раз в Африке напали москиты. Они были шумными и быстрыми, воздух пах навозом, но зато мошенники и жулики из Александрии не могли нас тут разыскать.

Вместо этого нас разыскала полиция. Как только мы разбили лагерь и были готовы укладываться, из поля вышли трое полицейских и показали, что хотят, чтобы мы ушли. Они не говорили по-английски, но показывали пальцами в темноту, говоря «клефти», и проводили пальцами по глотке со звуком «сссссссссссшшшшшшт», показывая, что, как только мы заснем, нам перережут горло. В этот момент мы уже были готовы поверить во все, что нам рассказывают об Александрии, так что разрешили им забраться в наши машины, чтобы показать путь к безопасному месту. Мы ехали почти по воде, ползли через старые мосты, пробирались по грязи и через полчаса достигли места, не сильно отличавшегося или удаленного от того, из которого мы уехали.

Мы поблагодарили ребят в голубом за помощь и за то, что они стали первыми честными людьми, которых мы встретили в Александрии. Они были словно друзья во вражеском лагере, и мы скучали по ним, когда они уехали.

Еще мы скучали по фонарику, экспонометру, гаечному ключу, ремню безопасности и пепельнице.

На следующее утро один из полицейских вернулся, постучав в дверь трейлера. Он показал жестами, что просит у нас зубную щетку, видимо, забыв утащить ее вчера. Мы были настолько ошеломлены, что отдали ее без комментариев.

Мы уехали из Александрии и проехали через дельту к Каиру по новой дороге. Машин было много, но ехали они быстро. Пустыня исчезла, ее затопила река. Влажные поля, много деревьев, мечети, дома, фабрики и рестораны выстроились вдоль дороги. Это был совершенно другой Египет, современный и механизированный.

Мимо пронесся Каир, восемь дней работы, переездов и нервов. Я помню отдельные моменты той недели – три дня на получение виз в Сирию, Ирак, Ливан, Индию и Пакистан, людные улицы, постоянное блуждание не на той стороне реки, мечети и памятники, музей Каира, где в темной могиле здания пряталась самая обширная в мире коллекция археологических находок, сваленная, как мешки муки на складе, Вудро заболел дизентерией, а Вилли и Ману – легкой формой каирской лихорадки, отель «Континенталь», остаток элегантности старого мира, с глубокими, покрытыми толстыми коврами залами и просторными комнатами, где мы впервые спали на постельном белье с момента приезда в Бенгази, то есть во второй раз за 77 дней.

Я помню, как мы всю неделю трудились, чтобы привести машины и оборудование в форму перед долгой поездкой по пустыням Среднего Востока, отвечали на десятки писем от друзей и спонсоров, которые, не зная о нас ничего со времен Испании, решили, что мы пропали, и прекрасную еду в Rex, удивительном бистро около отеля, где за десять центов можно было получить миску спагетти с овощами и хлебом. Но лучше всего, когда я вспоминаю Каир, я помню красивейших женщин, тоталитарную атмосферу и одного интересного погонщика верблюдов.

Каир был раем женщин – загорелых, грациозных, прекрасных – и недосягаемых. Во всем мусульманском мире они были самыми знойными – они сняли паранджу и переняли западную моду: короткие юбки, высокие каблуки и глубокие вырезы. В первый день я чуть шею не свернул, наблюдая за красотками. Будучи достопочтенными мусульманками, они не общались с иностранцами, даже с такими, которые, как я, могут сойти за араба, если постараются. И поверьте мне, я старался.

Но один из нас – позвольте назвать его Х – решил, что сможет преодолеть эту проблему и сорвать джекпот с Ифтитани, красивой уборщицей из «Континенталя». Это была девушка невероятной красоты – сексуальная, притягательная, голубоглазая, с длинными черными волосами, ниспадавшими ей на плечи, безупречной оливковой кожей и телом, которому позавидовала бы Нефертити. Мы все были очарованы, но Ифтитани ни слова не понимала по-английски. Х был все равно уверен, что он ей нравится, так что, когда на третий день она пришла прибирать его комнату, он пригласил ее на ужин. Используя пантомиму, он показал на нее, потом на себя, потом на свой рот, как будто ел. Что сделала Ифтитани? Вызвала официантов из ресторана.

Х решил попробовать прямой подход. После того как она вытерла пыль, он показал на себя, на свою кровать, поднял одеяло, разгладил простыни, показал на Ифтитани, потом на кровать. С третьей попытки она поняла. И кивнула в знак согласия! Он волновался, что дама разозлится из-за подобных прямолинейных намеков, но она улыбнулась.

Затем она пошла к выходу. Х подбежал к ней и показал на кровать. Ифтитани согласно кивнула и показала на часы, потом подошла к календарю, и так, не сказав ни слова, любовники договорились встретиться на следующий день в два часа.

Весь следующий день Х был невероятно счастлив, мы же безумно и скрытно завидовали его удаче. На следующее утро все, кроме Х, пошли в бистро, не для того, чтобы утолить голод, а потому, что не могли смотреть на подобную чужую радость.

В два часа Ифтитани, одетая в узкую голубую униформу, вошла в комнату Х и закрыла за собой дверь. Х не мог себя сдерживать. Она подошла к кровати и откинула одеяло. Она не тратила ни секунды, и Х это нравилось, так что он начал очень быстро раздеваться.

Именно тогда Ифтитани закричала и убежала.

Х был в смятении, ведь он был абсолютно уверен, что он ей нравился и что она его желала. Вернувшись, мы ему посочувствовали, но внутри ликовали.

В тот же день, позже, явился управляющий, который жаловался на поведение Х. Кажется, невинная Ифтитани подумала, что гость просто хотел поменять белье.

После такого непонимания я осознал важную вещь, которая помогала мне на протяжении многих лет заграничных путешествий: если вы с собеседником говорите на разных языках, убедитесь, что вы пришли к соглашению. Будьте внимательны, если вы находитесь на более высоком социальном уровне, когда вы, например, приехали в отель. Никогда не думайте, что представитель чужой культуры с легкостью предпримет то, что запрещено в его или ее обществе. И избегайте мыслей о том, что, если человек беден, он сделает для вас все, пусть даже вы глава крупной трансконтинентальной компании.