Когда мы доехали до АИ США, то увидели, что штабные офицеры заколачивают окна. Мы узнали, что студенты собирались протестовать против американской помощи индийцам и что они могут разграбить библиотеку. Мы не собирались писать о войне в Пакистане, но могли делать фотографии. Через улицу я нашел пятиэтажное офисное здание, где с балконов открывался отличный вид. Я поднялся по бетонным ступенькам и присел на балконе четвертого этажа. С улицы меня видно не было.

Стив укрылся в припаркованном автобусе. Вскоре я услышал крики марширующих, которые шли по улице Топхана, и привинтил к камере телевик.

Совершенно неожиданно за моей спиной возникли два солдата. Они втянули меня внутрь, в комнату, на двери которой было написано: «Штаб гражданской обороны и офис комиссара Дакки».

Меня держали на стуле, а четыре офицера задавали мне вопросы. Меня окружила толпа агрессивно настроенных гражданских. Один вытащил из моей камеры пленку, крича: «Индийский шпион!»

– Убить шпиона!

– Смерть врагу!

– Повесить! Повесить! Повесить! – начала скандировать толпа.

В комнату принесли толстую веревку, перекинули через балку и начали вязать петлю.

– Повесить! Повесить! Повесить! – Комната содрогалась от криков.

– СТОП! – закричал я. – Я не индийский шпион, а американский издатель!

– Что ж ты тогда в штабе гражданской обороны ошиваешься?

– У меня дикий понос, я в грязной Индии поймал какой-то вирус! Только что приехал в Дакку и ищу сортир!

– Повесить шпиона, он врет! Повесить! Повесить!

Терять было нечего. Я вырвался, стянул штаны одним ловким движением и без лишних слов наложил огромную жидкую кучу, сообщив таким образом даже самым агрессивно настроенным линчевателям, что у меня и правда расстройство желудка (я страдал сильным поносом и болезненными судорогами больше недели, но к врачу не ходил, надеясь, что само рассосется. Конечно, мне стало только хуже). Правда, пока я доказал только то, что могу испражниться в любой момент, когда захочу. Так что я был не только шпионом, но еще и самым омерзительным в мире шпионом.

Лишь тогда Стив, который видел, как меня утащили с балкона, добрался до комнаты и заорал:

– Что вы делаете с моим другом?!

Все повернулись к Стиву.

– Индийский шпион – твой друг?

– Этот? Это не шпион. Он издатель, а я ему статьи пишу.

– Здесь запрещено фотографировать, – ответил офицер. – Покажите мне свои удостоверения.

– Мы пишем о единстве и впечатляющей силе духа народа Восточного Пакистана перед лицом индийских агрессоров, – сказал Стив, передавая паспорта. – Мы не шпионы.

Офицер внимательно их рассмотрел, затем прошел в комнату и позвонил по телефону.

– Посмотрим.

Полчаса спустя пришел американский консул, который должен был подтвердить наши личности.

– Мне казалось, вам советовали держаться подальше, – сказал он, пока я снимал петлю с шеи.

Дакка медленно погружалась в истерику. Индусы и мусульмане, даже те, которые раньше дружили, начинали воевать. Казалось, что скоро возникнут общинные мятежи, как в 1947-м, когда они забрали около миллиона жизней. Новые указы военного времени рекомендовали всем транспортным средствам закрывать фары тканью или краской, что превратило ночь в игру на выживание. Кто-то решил закамуфлировать транспорт листьями и ветками – и это, конечно, было очень подозрительно, масса зеленого, движущаяся через коричневый город. Еще смешнее были владельцы заправок, которые закрыли станции листвой. Когда мы остановились на заправке, чтобы пополнить запасы бензина, я решил сфотографировать лесное чудо, но владелец позвал полицию, заставив нас уехать без фото и без бензина. Правительство выпустило указ, согласно которому ношение камеры было преступлением и все, у кого были камеры, считались шпионами. Через два дня мы заметили, что за нами следят – куда бы мы ни ехали, за нами следовал белый «Рено». Вернувшись в отель, мы поняли, что кто-то рылся в наших сумках.

Нам нужно было более безопасное место. Министр, которого мы встретили на пароме, дал нам адрес своих друзей в Дакке, так что мы поехали к ним, посмотреть, может, они найдут нам место. Мы въехали в Дханмонди, часть города, где жили иностранцы – пригород, который пакистанцы называли «золотым гетто», – и нашли их дом. Они куда-то уехали. Их чокидар (слуга) подозрительно на нас посмотрел и сказал, что нам нужно вернуться позже.

Как только мы сели в машину, раздался вой воздушных сирен. Тихая пригородная улица наполнилась шумом и беготней. Жители выскакивали из домов, чтобы посмотреть на небо, а прохожие, застигнутые снаружи, бежали искать укрытие. Чокидар махнул нам рукой, чтобы мы уехали и чтобы он смог закрыть ворота, но в этот момент по улицам уже бежали дружинники, стуча палками по заборам и окнам. Не обращая внимания на протесты слуги, Стив завел наш «Лэндкрузер» во двор за домом, где его нельзя было увидеть с улицы. Я захлопнул ворота, когда толпа была уже рядом с нами. Мы вбежали в дом вместе со слугой. Не имея никаких других вариантов, кроме как дать нам укрытие, он провел нас в маленькую кладовку рядом с кухней, открыл дверь и указал на подвал. Мы спустились по темным ступеням, и он закрыл за нами дверь.

Когда прозвучал сигнал о том, что все спокойно, дверь открылась и слуга провел нас в дом. Миссионеры вернулись час спустя, с пониманием выслушав историю о том, почему нужно более безопасное место, и познакомили нас с Биллом Мэйллефертом, действующим IT-директором в АИ США, который знал о происходящем в Дакке ровно столько же, сколько и любой другой американец.

Следующий день мы провели в Дханмонди, обсуждая войну в общем и наши проблемы в частности. В итоге Билл направил нас к Майку Шнайдеру, еще одному специалисту из АИ США, который один жил в большом доме поблизости.

Там у нас собралась неплохая компания – дом Майка служил ночным убежищем для прочих неудачливых иностранцев, в основном – американцев, которых застигли военные действия. Мы встретили миссионера, шестерых волонтеров из Корпуса мира, которых отправили в Дакку из пригородов, и многих других – все приносили последние слухи и приказания.

На второй день в доме Майка мы увидели директиву от главного консула, мистера Боулинга:

Мы заполнили анкеты, подумав, что же будет, и стали ждать. Кто-то начал собирать вещи и закрывать дома, но пришла и ушла суббота, потом воскресенье, понедельник и вторник. Не было самолетов и эвакуации, только новые приказы и слухи.