А дальше начинается концерт, который мои нервы уже не выдерживают. Малышка скандалит и отказывается спать без мамы. Естественно, в её комнате стоит только детская кроватка, а для мамы спального места не предусмотрено. Правда, догадались поставить раскладное кресло. Но у меня на Лисицу — свои планы, и я тоже хотел бы заполучить её на ночь.

— Витя, у меня нескромный вопрос: где в этом доме моя комната?

— Там же, где и моя. Ты же моя жена.

— Стоп. Во-первых, ещё не жена. Во-вторых, мы так не договаривались!

Нет желания спорить с ней под аккомпанемент детского плача, и я уступаю. Олеся отправляется ночевать в гостевую спальню, взяв с собой дочь.

Негодую — разве можно так идти на поводу у ребёнка? Если девочке постоянно потакать, то она быстро решит, что плачем может добиться от матери чего угодно. Но вслух ничего не говорю. По большому счёту это Лисицын ребёнок и её проблемы. Вот пусть сама их и решает. Морально я выжат как лимон, а потому удаляюсь в свою комнату, мечтая лишь о крепком здоровом сне, раз другие мои мечты обломали.

Утром в день свадьбы дом снова напоминает вертеп. Люди везде: стилисты, советники, фотографы, видеооператор. Дочь, чувствуя всеобщее возбуждение, активно вносит свою лепту в происходящее безумие. Благо, за ней присматривает няня, а потому никаких разрушений не случается, что не может не радовать.

А потом… Олеся выходит из своей комнаты, и я забываю, как дышать, говорить. Спроси у меня кто-то имя — и то не вспомню. Я совершенно не сентиментален. По крайней мере, был уверен в этом до недавнего времени. Но, чёрт побери, Лисичка — фантастическая красавица!

Я на мгновение упускаю из виду, что всё не по-настоящему и это — лишь спектакль. Захлёбываюсь её красотой и своими эмоциями. На улице пасмурно и промозгло. Но Олеся, словно солнце, освещает и согревает всё вокруг. И я плавлюсь от этого тепла и её улыбки.

Возвращает меня к реальности голос помощника Штейнберга.

— Виктор Борисович, по сценарию вы с невестой спускаетесь с крыльца по отдельности и едете в ЗАГС на разных машинах.

Автоматически киваю и подхожу к Лисичке.

Олеся

Закончив со стилистом, бросаю на себя последний удовлетворённый взгляд в зеркало. Хороша! Даже не верится, что в отражении — я, а не какая-то дива с обложки модного журнала. Жаль, конечно, что всё это не по-настоящему. Как забавно шутит надо мной судьба: я фиктивно выхожу замуж за человека, в которого когда-то была безумно влюблена. И как бы я ни убеждала себя, что он мне совершенно безразличен, это не совсем правда. Мысли, что наш брак — фикция, болезненно царапают сердце. Но можно ведь постараться не думать об этом хотя бы сейчас и представить себе, что у меня сегодня самая настоящая свадьба?

Чувствую себя Золушкой. Вот она я — ослепительно красивая и почти счастливая. Но рано или поздно часы пробьют полночь, и мы с Иришкой снова отправимся в свой мир, где будем лишь вдвоём. Это обязательно случится, но когда-нибудь, потом. А сегодня у меня свадьба. И я должна разыгрывать счастье!

Направляюсь в гостиную, где меня уже ждут. Виктор делает несколько шагов навстречу и застывает. Мне нравится его реакция! Он явно приятно шокирован моим внешним видом. О да, я и сама не сразу поверила глазам, когда посмотрела в зеркало. Жених тоже выглядит роскошно. Надеюсь, Штейнберг останется доволен нашей парой.

— Лисичка, у меня нет слов! — Витя отмирает не сразу. — Ты великолепна!

Подходит почти вплотную и шепчет на ухо:

— Готов Михаила расцеловать за то, что выбрал мне тебя. Вряд ли кто-то мог бы составить тебе конкуренцию.

Я смущённо улыбаюсь. Мне очень приятны эти слова. Но не понимаю, это он тренируется играть свою роль на публике или действительно впечатлён моим внешним видом?

— Идём, я познакомлю тебя с родителями, чтобы на свадьбе ни у кого не возникло подозрений.

Витя за руку подводит меня к паре в возрасте. Я помню, что он — младший сын, его сестре Елизавете уже почти сорок, значит, родителям — под шестьдесят или даже больше. Одеты они шикарно, от них за версту разит деньгами и властью.

— Мама, папа, познакомьтесь с моей невестой. Это Олеся. Мой папа — Борис Григорьевич. И мама — Диана Александровна.

Отец окидывает меня строгим недовольным взглядом. Очевидно, я ему не нравлюсь. Он наверняка знает, что наш брак фиктивный, а потому такая реакция меня удивляет. У каждого из нас в этом спектакле — своя роль. И по сценарию он должен разыгрывать положительные эмоции к невестке. Я же не претендую на роль настоящей жены! Так почему он на меня так смотрит, будто я сделала что-то плохое?

Женщина, наоборот, приветливо улыбается мне.

— Очень приятно. А где твоя девочка?

— Сейчас придёт, её наряжают. Простите, я пойду потороплю их.

Выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь. Но, видимо, недостаточно плотно, потому что отчётливо слышу, что говорит Борис Григорьевич. Надо бы уйти, но любопытство оказывается сильнее здравого смысла, и я замираю под дверью, прислушиваясь к разговору.

— Виктор, вы со Штейнбергом совсем с ума сошли? Какого чёрта вы втянули в дело эту малолетку? Хотите всё угробить?

— Боря, успокойся, прошу тебя, — вмешивается Диана Александровна. — Не нервничай, у тебя опять разболится сердце.

— Ты хочешь обвинения в педофилии? Во сколько она родила ребёнка — в семнадцать или шестнадцать? Как ты журналистам объяснишь, что имел отношения с несовершеннолетней?

— Папа, что ты говоришь такое? Олесе — двадцать один, а её дочери — два года. Она родила её в девятнадцать. Кто и в чём может меня обвинить? Мы познакомились, когда ей уже было восемнадцать!

— Зачем нужен этот миллиметраж, который может вызвать ненужные вопросы? И потом, она слишком молода, и умом наверняка не блещет, может ляпнуть что угодно. Ты понимаешь, как много мы поставили на кон? Ты не имеешь права облажаться! А у неё даже образования никакого! Она хоть два слова связать в состоянии? Ей же придётся на людях бывать и раз-го-ва-ри-вать, а не только смазливой мордахой светить! Ну кто поверит, что ты выбрал себе в жёны такую…?

— Так мы ж вроде как по любви женимся, ради ребёнка и всё такое. А любовь — зла. Вон, в «Красотке» — вообще проститутка. А Олеся нормальным для женщины делом занимается. Я тебя прошу… Михаил заверил меня, что все это адекватно воспримут.

— Не знаю. По-моему, вы с ним совершаете несусветную глупость.

— Ты сам сказал довериться Штейнбергу. Раз он посчитал Олесю подходящей партией, значит, я согласился.

— Ладно, может, ты и прав. От такой будет потом легче избавиться. Только смотри, будь осторожен, ребёнка ей не сделай, а то проблем не оберёшься.

— Ну я ж не дурак, всё понимаю.

Очень обидно… Не знаю, почему. Они всего лишь называют вещи своими именами. Но Витя только что восхищался мной и говорил, как рад, что женится на мне. И сразу обсуждает, как будет от меня избавляться…