в безвольную размякшую груду, трясущуюся от панического ужаса. Она хмуро присмотрелась к письму, которое мужчина услужливо развернул к ней. Не может быть, чтобы эта несчастная церковная секта узнала об этом сейчас, прошли годы, и одна глупая роковая случайность…

"Дорогая моя Клара!

Я боюсь писать об этом, у меня дрожат руки. Я не знаю, взаправду ли это, или я совсем потерял голову на этой чёртовой войне.

За мной и другими сослуживцами в лазарете ухаживает очень милая девушка, право слово, я чувствую, что с её руки начал идти на поправку. Если я не ошибаюсь, её зовут Нона Тайджер. Но дело даже не в ней, а в её помощнике…

Я совсем рехнулся, меня колотит ночами лихорадка, но клянусь, что своими глазами видел у этого парня печь в брюхе. Мне вряд ли поверят, если я доложу командованию, демонов перебили много лет назад… Один остался?

Медсестра ходит с ним по палатам, и они помогают раненым. Я уверен, что эта тварь питается человеческими трупами, Клара, я не верю, что он способен на сострадание.

Может, это плод моего воображения, но, когда из лазарета начнут пропадать живые люди, я подниму тревогу. Демон только прикидывается добрым среди нас.

А Тайджер ему потакает. Потакает этому чудовищу. Если бы я не был прикован к постели давно бы убил их обоих…

Очень переживаю за тебя. Надеюсь, всё будет хорошо.

Жду ответного письма, люблю,

Твой Ленс."

Нона хорошо помнила Ленса. Он мучительно умер от лихорадки через несколько дней после того, как написал письмо жене.

Где-то они допустили оплошность, и больной заметил печку Дагласа, но ещё тогда они договорились, как медсестра будет отвечать, если её неожиданно спросят.

— Это мой брат, — не выразив ничего, кроме печального безразличия, заученно и сухо ответила Нона, будто этот вопрос жадно сдавил ей тоскливыми воспоминаниями горло. — Сводный от другой матери. Он погиб в той войне, и я сама хоронила его в братской могиле. Если вы верите словам, написанным больным лихорадкой человеком при смерти, то мне вас жаль.

Она не решилась с оскорблённым превосходством смотреть на пристыженного такими резкими словами отца Йонеса, но вздёрнула бровь, словно сомневаясь в том, что он выдвинул против неё.

От такой наглости мужчина уязвлённо отпрянул и до хруста стиснул зубы, но, чтоб не терять наглухо привязавшийся образ благодатного святого, быстро улыбнулся и охладил беспокойный потерянный взгляд до мертвецки цепкого.

Основания не верить Ноне под рукой не оказалось. Ведь при лихорадке может показаться столько адского ужаса, что демон с печкой под рёбрами становится не удивительным видением в воспалённом мысленном хаосе.

— Я раньше не слышал о вашем брате, даже во время войны, — попытался подловить женщину Йонес, но та с завидным спокойствием ответила, скептически опустив веки:

— Вы думаете, аристократ с громкой фамилией стал бы распространяться о детях со стороны? Вы плохо знаете моего отца.

Убеждённый наконец в словах мисс Тайджер, отец Йонес примирительно протянул руку, не спуская своей наигранной душевной улыбки. Нона без благоговейного восторга коснулась его внезапно сухих и прохладных, как у ящерицы, пальцев и сжала их, прощаясь.

Женщина оделась и вышла из храма.

Несмотря на то, что она так легко отделалась ложью, она всё ещё жутко переживала за Дагласа, её слегка потряхивало от мучительного чувства ужаса, вросшего в сердце, питающего его парализующим ядом, от которого мутнело сознание. Что если святой отец не поверил ей, а только прикинулся дураком?

Она не знает всей правды, но время покажет, кто останется в выигрыше.

* * *

Когти продолжали раздвигать двери, сминая металл, как сырую глину.

Настороженный Даглас проворно вскочил и принял боевую стойку — расставил ноги, развёл руки в стороны и наклонил голову, словно разъярённый атакующий бык. Его сердце разогналось от уродливо въевшегося в мозг волнения, поршни начали пыхтеть, наливая тело горячей клокочущей кровью, он застыл, как связанный цепями. Казалось, от единого случайного движения его разорвёт пламенем в прах.

Что это, оно враждебно? Если Лойс пострадает он себя не простит.

— Даг, что это? — девушка вжалась в угол вагона, испуганно наблюдая за борьбой когтей с дверью. Ей казалось, что она беспробудно увязла во мраке, бесовские вспышки маниакально метались у неё перед глазами, грохот колёс и голос печника отзывались в ушах бессмысленным рёвом.

Она боялась.

Что если её убьют? Или она останется совсем одна?.. Это страшнее смерти…

— Ну, это точно не ветер. Сиди тут, — Даглас мужественно выдохнул рвущиеся из горла клубы чёрного бархатного дыма и медленно подошёл ближе к двери.

В сию же секунду створки, рявкнув металлом, разъехались в стороны, и внутрь через щель втиснулось существо, напоминающее облако разбитого тумана, с размытыми чертами и десятком тёмных кошачьих лап, но постепенно оно начало принимать форму человека, скручиваясь и стягиваясь в плоть.

Мужчина, нечто с совершенно белой, словно вылепленной из невесомого снежного отблеска кожей, серыми длинными волосами, волочащимися понизу хвостом, и десятком чёрных когтистых и костлявых рук с каждой стороны. Под светлым балахоном скрывались ноги, похожие на птичьи, их когти тихо царапали выстланный досками пол. Бескровное узкое лицо с двумя мутными тёмными колодцами вместо глаз, губы содраны и челюсти выставлены наголо, обнажая острые, как у щуки, зубы. С локонов, одежды, рук и из дыр глазниц текла непонятно откуда вода, чистая до стеклянной прозрачности, невидимая и неслышимая, но коварно подбирающаяся к ногам неосознанным живым видением.

Существо сделало пару уверенных шагов к Дагласу.

— Ох, какие мы злые.

Голос, будто журчащий из ведра, наполненной умирающими плещущимися рыбами. На удивление для самого себя Даглас был спокоен внешне и пришиб все свои бесполезные эмоции, в то время как пламя металось в жутком терзающем хаосе, голодное и кровавое.

— А с тобой по-доброму убьёшься, — мужчина щёлкнул спиной, слегка наклонившись в сторону. Что-то ритмично зазвенело в его нутре, с азартным треском билось о стены, шипели в тугом напряжении поршни.

На секунду воздух опал на пол под мутным запахом гари и холодного дождя, и тут же существо выпрямилось, бесшумно