Словом, из поселка мы доехали до дома в четверть часа.

Около нашего флигеля возница выгрузил наши санки, ссадил меня и Лиззи. А сам поехал поближе к теплице, сгрузить поклажу.

Мы же поднялись по ступеням… и я сразу поняла, что в доме кто-то есть.

Потому что на заснеженной лестнице были чьи-то следы. Слишком большие для наших с Лиззи. И перья — бог мой, да этот негодяй нашу курицу убил! Весь крохотный дворик перед флигелем был усеян черными перьями! Бедняга Чернушка, наверное, была старой, не сумела удрать!

На пеньке кровь; там он ей голову срубил…

— Ах ты, зараза, — прошептала я, чувствуя, как ярость закипает в висках, сводя с ума.

Красть у голодных?!

Это у кого рука поднялась?!

— Сестрица, — испуганно пискнула Лиззи, прячась за мою юбку. — Может, дождемся возницу? Пусть он посмотрит, кто там у нас шарится! Самим-то боязно!

— Боязно?! — рассердилась я. — А вот он сейчас слопает наши яйца, наше масло! И мыло оставшееся утащит! Вот что боязно! Как жить будем? Ну, я его…

Подхватив из кучи обломков мебели ножку от стула, я решительно ступила на лестницу и распахнула дверь.

Ну, можно было догадаться, кто тут орудует!

Клотильда, шарящая по нашему тощему тюфяку, так и замерла, согнувшись в вороватой позе. На столе красноречиво была расстелена тряпица, на которой уже лежало то, что она у нас пособирала и хотела увязать в узелок. Мыло в красочных обертках, огарок свечи, мои шелковые нити и серебристые ножнички…

— Тебе чего тут надо? — окрепшим голосом сурово рявкнула я. — Ты чего тут хозяйничаешь? Кто позволил у меня в доме мое добро трогать? А ну, пошла вон отсюда, пока я тебя не прибила!

И я угрожающе замахнулась палкой.

Клотильда, отойдя от первого испуга, осклабилась и неторопливо выпрямила спину. На ее красной роже радостью засияли масляные, гадкие глазки, улыбка голодной крокодилицы скользнула по тонким, злым губам.

— Ишь, ты, — прошипела она, буравя меня недобрым взглядом. — Не сдохла… Шваль подзаборная… Я-то думала, замерзнете в первый же день, ан нет. Живучие, гадины. Ничто вас не берет.

Само присутствие Клотильды, казалось, несет грязь. Весь наш начисто выскобленный пол был в соломе и в ее грязных следах. На столе лежала неощипанная курица. И перья валялись повсюду.

— Я тебе сейчас покажу, кто тут шваль, — огрызнулась я. — Ребра-то пересчитаю! По указу Господаря любой вор подлежит казни. Поэтому с меня и не спросят, если я тебя насмерть забью.

— Ты посмотри, как заговорила! — усмехнулась Клотильда, уткнув руки в боки. Меня, тощую и маленькую, она, конечно, не боялась. — Кто это тут вор? Тут все мне принадлежит. Мне и сыну моему. Мужу твоему.

— Не принадлежит, — едко ответила я. — Дом этот в моем владении записан. Сын твой бестолковый не нашел на него покупателя. Или не успел. Где он сам? Нету его. Может, умер давно. Если он мне и господин, то ты-то точно не указ. Так что ты воровка. На мой порог тебя никто не звал.

— Убила нашу курицу, ведьма! — звонко заверещала Лиззи, высунувшись из-за моей юбки.

— Звереныш! — рыкнула, как собака, Клотильда. — Удавлю!

Я больше не стала ждать; размахнувшись, треснула ее что было сил палкой по чему пришлось. Пришлось по плечу, и, видимо, чувствительно. Потому что Клотильда завизжала, ну что твоя свинья.

— Ах ты, стерва! — выла она, потирая ушибленное плечо. — Да я же тебя!..

Я снова замахнулась на нее палкой, но на этот раз Клотильда ее успела перехватить.

Лиззи, увидев, что старуха побеждает, накинулась на нее и, вцепившись в ее одежду, куснула старуху что есть сил куда придется.

Пришлось в дебелую задницу.

Собираясь к нам, Клотильда пожалела хорошую юбку. Думала, верно, что испачкает или изорвет. Поэтому надела тонкую, старую. Зубки Лиззи сквозь нее да рубашку надежно ухватили жирную кожу бабки.

— Ой-ой-ой! — заверещала Клотильда, закрутившись волчком и пытаясь руками нащупать позади себя впившуюся намертво девчонку. — Звереныш, выродок! Ах ты, волчье семя!

Она, наконец, справилась с ребенком и оттолкнула Лиззи от себя. Та упала мне на руки от грубого тычка Клотильды. В зубах ее был зажат клочок коричневой ткани, вырванный из одежды Клотильды.

— Бабку родную покалечила, — ахала Клотильда, заметно хромая на одну ногу и потирая уязвленную задницу. На мой взгляд, так больше кривлялась, чем ей было больно на самом деле. А жаль!

— Лучше со змеями родниться, чем с тобой! — яростно выдохнула я.

— Ты мне не бабка никакая! — прокричала Лиззи, сердито сверкая глазами.

Клотильда снова осклабилась, даже о боли своей забыв.

— Ее защищаешь, да? — елейным голосом пропела она. — С ней лучше родниться? А ты знаешь, что если б не она, если б не эта ведьма тощая, отец твой не бросил бы твою мать? И ты жила б сейчас, как сыр в масле каталась! Но она явилась, разлучница! Это все она виновата! Она!

Лиззи ничего не сказала.

Наверное, просто не смогла и слова вымолвить от боли. В ее огромных глазах застыла такая обида, такой ужас, что я не смогла и слова в свое оправдание сказать.

А Клотильда, счастливая, что причинила такую чудовищную боль, продолжала:

— Она ему голову заморочила! Соблазнила! Что, хороша родня? Думаешь, ты нужна ей? Да вот еще! Просто за Жаном наследство тебе полагается! Вот эта проходимка и хочет тебя к себе поближе держать! А так ты ей и даром не нужна!

— Неправда! — заорала я, отойдя от шока. Стыд глодал меня, я не могла смотреть в глаза Лиззи. — Неправду говоришь, сволочь! Если б я знала о том, что у Жана есть женщина и ребенок!.. Но он такой гад, как и ты! Разве он хоть словом обмолвился о том, что не свободен?!

— О, о, о! — закудахтала Клотильда, довольная. — Ишь, как заговорила!

— Разве ты предупредила меня, когда Жан ввел меня в ваш дом, что у него есть дочь?!

Клотильда только хохотала, упиваясь моим бессильным стыдом и бесполезными попытками оправдаться перед девочкой, которой сейчас очень и очень больно…

— Тварина! — ее хохот вывел меня из себя настолько, что я налетела на нее со своей палкой и обрушила целый град