надо в ящике с песком, на солнышке, а не на печке, — улыбнулась я. — У Клотильды на печке они б испеклись, как яблоки в карамели. Это раз.

— А два?

— О, ты и считать умеешь?

— Умею. Мама учила, — серьезно ответила Лиззи. — Ну, а что второе, сестрица?

— А второе, — вздохнув, ответила я, с сожалением рассматривая крепкие луковицы, — это то, что сажать их надо уже сейчас. А у Клотильды ни умений, ни инструментов, ни готовой грядки для них нет.

— Сейчас?! — вскричала удивленная Лиззи. — Куда?! В снег?!

— То-то и оно, что не в снег, — ответила я. — Сначала в ящик, на окошко, ближе к солнцу. Потом, когда ростки появятся, в землю. В теплицу. Для этих цветов строят особые теплицы.

Я вздохнула, припоминая мои теплицы. Теперь от них мало что осталось.

— Так давай посадим, — не унималась Лиззи. Видно, она очень хотела, чтоб ее луковицы с именами проросли, а не погибли. — Ящики-то у тебя есть? Ты же раньше занималась цветами. Сама говорила. Прорастим, потом пересадим в теплицу!

— Клотильда их все побила, — ответила я глухо. — Ты же видела.

— Это те стеклянные домики в саду?

— Ну да.

От теплиц остались лишь остова. Деревянные каркасы.

Стекла, драгоценные и дорогие, были уничтожены.

Клотильда тогда кудахтала что-то о том, что не заметила их. Собирала лопаты, задела… А я теперь думаю — она нарочно швыряла камни, чтоб расколошматить как можно больше. Что ж за человек такой!

— Да зачем они теперь тебе, — приговаривала она. — Не переживай из-за этих стекляшек!

А я, счастливая, полная любви к красавцу-мужу, думала, что в моей новой жизни они и правда не понадобятся.

Вот, понадобились… да и новая жизнь как-то слишком быстро кончилась.

— Мы можем попытаться вырастить их в торфяном ящике, на окне, — сказала я.

— Но может не выйти, так?

Я лишь кивнула.

— Они любят простор. Много света. Корни у них длинные. Торфяной ящик им очень скоро будет мал… Даже, наверное, придется один ящик ставить в другой. Потом в третий…

Лиззи наморщила лоб.

— Но у тебя три домика… было.

— И что же? Они все разрушены.

— Но кое-что осталось. Из трех можно собрать один.

Я улыбнулась. А ведь верно!

— Наверное, можно было бы. Но там осталось слишком мало стекол.

— А ты возьми из дома, — упорствовала Лиззи. — Из окон. Право же, зачем они теперь там? Все равно никто не живет. А потом вставим обратно.

Я даже дышать перестала.

Нет, это невероятно, это невозможно! Как это я сама не додумалась?! Ай, да Лиззи!

Мне показалось, что я снова встречаю Новый год, разворачиваю подарок, не веря сама себе, а в моих руках именно то, чего я желала больше всего!

— Ну да, — хмыкнула я, — может получиться… но холод… А в теплице ветер гуляет.

— Заделаем все швы снегом и польем водой, — весело сказала Лиззи. — Знаешь, как в снежном фонарике?

— Ага, — произнесла я. — Но земля мерзлая. Ее долго отогревать надо.

— Постели там солому и пусти курочек, — засмеялась Лиззи. — У них же тепло? Они отогреют. И в теплице будет тепло. Ну, уж недельку-другую Клод и Женевьева посидят в ящике с песком на окне!

— Клод?!

Лиззи серьезно кивнула.

— Я так луковицы назвала, — ответила она. — Вот эта, самая яркая, самая красная — это Клод. Смотри, какие щеки надул! Серьезный. А вот эта, светленькая — Женевьева. А эта Жюли. Она сама не знает, какая будет, красная или белая…

Лиззи умоляюще посмотрела на меня.

— Я не хочу, чтоб они испортились и сгнили, — жалобно произнесла она. — И на печке варить их не хочу. Я их даже полюбила. Они такие красивые, крепкие, яркие. Давай попробуем их прорастить, сестрица? Я буду помогать тебе ухаживать за ними!

— Ну, давай, — тихо, с улыбкой, ответила я.

***

День обещал быть хлопотным.

В курятнике я нашла целых четыре яйца! Не густо, но позавтракать нам удалось.

Сразу после завтрака я оставила Лиззи мыть посуду, а сама пошла осмотреть теплицы.

Они стояли на солнечном месте и выглядели плачевно. Две из них можно было просто разломать и выкинуть. А вот третья, самая маленькая, которая была чуть поодаль, ближе к яблоням, сохранилась неплохо. У нее вся крыша была цела! Даже снег ее не попортил, не продавил. Наверное, Клотильда выбилась из сил, и на эту теплицу ее злости просто не хватило.

— А нам больше и не надо, — радостно сказала я. — Нечего у нас нынче сажать. Только Клод и Женевьева.

Стены, конечно, были побиты. Но Лиззи была права — из двух других теплиц можно было выбрать уцелевших стекол и приладить их на место разбитых.

Но вот отогреть… как быстро отогреть то, что греют долго?

— Ладно, — ободрила я себя. — Главное ведь попробовать?

Внутри теплицы я откидала снег, наваливший сквозь побитые стенки. Собрала битые стекла, очистила от сухих стеблей прошлогодних растений. Земля, конечно, была промерзшая. Я попробовала долбить ее, колоть топором — как камень.

— Долго отходить будет, — пробормотала я. — Как бы твоему Клоду не пришлось сидеть на подоконнике до весны, Лиззи…

Но лиха беда начало.

Потихоньку, по одному, я перенесла уцелевшие стекла, отогнув удерживающие их гвоздики. Дело это кропотливое. Одно неловкое движение — и стекло будет испорчено!

Но благодаря тому, что я сосредоточилась на работе, дурные мысли больше не лезли в голову.

Я вставляла стекло за стеклом, медленно, постепенно, и вот уже один стеклянный домик цел.

Внутри него было ощутимо теплее. Главным образом потому, что ветер сюда не задувал, да и яркое солнце нагревало землю.

— Ну, все равно холодновато для Клода, — шмыгая носом и посмеиваясь, произнесла я.

Пришла Лиззи, волоча ведро с водой и пыхтя от усердия. Вместе с ней мы снегом залепили щели между рамами и стеклами, и наша теплица заблестела на солнце ледяной коркой.

Внутри, чтобы хоть немного отогреть землю, развели костерок, открыв над ним окно для проветривания. Совсем небольшой, чтобы только нагреть стекла и растопить снег. Вода просочится в мелкие щели и закупорит их все.

Снег на крыше потек, растаял. Закапало, как весной. Я