– Ну что, Карин, – передразнивала она, – проверь-ка ты лучше, чтобы у меня на столе была одна синяя ручка, одна черная, одна красная и одна зеленая, все выложены в ряд возле моих блокнотов. И лучше, чтобы они располагались параллельно линиям дерева на столешнице. Ты меня поняла?

– Невозможно выровнять прямой предмет с линиями ореховой древесины, – размышляла я. – Они неровные.

– О, как скажешь, маленькая мисс Всезнайка! – дразнила она в ответ.

– Что читаешь? – спросила я.

– Про войны, – категорично ответила она. – Как будто я и так недостаточно знаю о них.

– Точно, – ответила я, стараясь прозвучать как старшеклассница. Это не сработало: Шелли слегка улыбнулась и потянулась к кнопкам на плеере. Отчаянно стараясь не упустить ее внимания, я быстро перевела тему. – Это… – начала я.

– Что «это»?

– Ну… у нас в школе начали рассказывать про секс.

– Я-я-ясно, – Шелли посмотрела на меня с недоумением. Она, должно быть, подумала, что мне нужно объяснить, как размножаются птицы и пчелы или что-то в этом духе, но меня интересовало не это. Не совсем это. Больше всего меня интересовало – на самом деле я давно хотела спросить ее об этом, – что за история с Куинном. Когда Куинн и Шеннон были у нас в последний раз, я слышала, как они о чем-то шептались с Крисом, и я довольно быстро сообразила, о чем речь. Но ребята замолчали, как только увидели меня. Может быть, старшая сестра ответила бы, как девочка девочке.

– Так это… как так получилось, что Куинн старше меня и младше Криса? – рискнула я. – В том смысле, что… как такое вообще возможно? – Кусочки пазла истории моих родителей стали складываться все четче, но детали все еще были размыты, и я до сих пор не понимала, как все это совместить.

– Ты только сейчас это поняла? – Шелли выпучила глаза, сделав паузу и ожидая, пока я разгадаю эту загадку. Через минуту она пристально посмотрела на меня. – А Шеннон? – настаивала она. – Ты никогда не замечала, что Шеннон родился всего на три месяца раньше Криса? Они одного возраста, Карин. Ты никогда об этом не задумывалась?

Она снова выжидающе замолчала, пока я пыталась понять, какой смысл могут иметь те многочисленные объяснения, которые я только что услышала.

– Да забей, – наконец произнесла она, вздохнув. – Вот что я тебе скажу. Поговорим об этом, когда ты немного повзрослеешь.

Ощутив, что мой юный возраст мне мешает, я огрызнулась: – Тебе не кажется, что ты бы лучше училась в школе, если бы не занималась под музыку? – Я искала больную точку и нашла ее. Шелли, несомненно, была умна, но она изо всех сил старалась оправдать ожидания, а мне с легкостью давалось учиться на одни пятерки.

Удивительные зеленые глаза Шелли вспыхнули, потом укоризненно сузились. Тогда она сморщила нос, веснушки собрались в кучу, а губы скривились. – Заткнись, ты, маленькая засранка! – Я успешно увернулась от большой белой подушки, которую она швырнула мне в голову. Но, поднимаясь к себе в комнату, я злилась только на себя. Я и правда жалела, что не надавила сильнее вместо того, чтобы бесить ее. Я все еще хотела знать правду.

Шелли хорошо училась, но не была отличницей. Пока она приносила домой четверки и тройки, родители не разрешали ей участвовать ни во внеклассных мероприятиях, ни в организованных студентами вылазках. Когда начался лыжный поход для старшеклассников и ей снова не разрешили поехать, она посчитала, что с нее хватит, и все равно поехала. Но на горе с ней произошел несчастный случай, и ей пришлось вернуться домой. Папа был в Германии в долгосрочной командировке, и мама поневоле помогала ей с восстановлением.

В тот вечер, когда папа вернулся, между ними началась жесткая ссора. Шелли сразу же повела нас с Крисом на ужин, чтобы не попасть под горячую руку. К нашему возвращению в доме воцарилась тишина. На следующий день, когда Шелли вернулась из школы, мама поприветствовала ее. «Ты должна уехать сегодня вечером, – сказала она. – И больше тебе не будут рады в этом доме».

Пускай папа и благоволил Шелли, он не заступился за нее перед женщиной, с которой у него началась интрижка еще до ее рождения. Вернувшись домой в тот вечер, он помог Шелли собрать вещи.

Шелли ненадолго переехала к своей подруге Кэти, а потом нашла квартиру, которую она делила с несколькими студентами колледжа, а спала на полу в их гардеробной. Она работала по ночам официанткой, чтобы протянуть до окончания школы. Я больше не видела Шелли, пока мама и папа не пригласили ее зайти поздороваться и сфотографироваться по дороге на выпускной. Когда я спросила Шелли, почему она вернулась в этот фарс, она ответила: «Наверное, мне просто хотелось почувствовать хоть немного нормальности». Она видела Криса в коридорах школы Вудсон, и он говорил ей, что мама иногда проверяет, ходит ли Шелли на занятия, не прогуливает ли она. Он дал ей понять, что прикроет ее, если будет нужно.

Несмотря на то что отец не предпринял ничего, чтобы помешать маме выгнать Шелли, поздно вечером в тот день, когда Шелли уехала, я в первый и единственный раз услышала, как он плачет. Я была наверху и вдруг отчетливо расслышала вой, похожий на вопль животного, попавшего в капкан. Я спустилась, следуя за звуком, в подвал и была потрясена, когда увидела, что отец сидит за столом, закрыв лицо руками и растопырив пальцы от уха до уха. Казалось, будто он пытается исчезнуть.

Мы с Крисом, вдохновленные непокорностью Шелли, взяли на себя роль детективов, чтобы расследовать причины бесконечных ссор родителей. Мы не теряли бдительности, внимательно слушали, собирали доказательства и встречались для обсуждения любого дела. С возрастом и опытом навыки детективов у нас улучшались.

В школе нам обоим рассказывали о негативном воздействии наркотиков и алкоголя и о признаках злоупотребления психотропными препаратами. Наши родители подкрепляли эти уроки собственными угрозами о том, что они с нами сделают, если когда-нибудь поймают на употреблении. Мы помнили об эффекте Джекила и Хайда, который регулярно наблюдали у родителей, когда те ежедневно употребляли алкоголь: он пил джин, а она – вино. И вот однажды мы нашли сомнительный пластиковый пакет в кармане папиного пальто. Мы отправились в подвальный офис, чтобы добиться признаний.

– Что это? – спросил Крис, подняв брови. В вытянутой правой руке была улика, левая уверенно покоилась на поясе, ноги наготове.

– Что? – папа поднял глаза, раздраженный тем, что его побеспокоили. Удивление в его глазах переросло в хмурый оскал. – Это табак.

– Что-то