подобен Волшебнику из страны Оз, всемогущему и доброму, пока не начнешь ему перечить? Или Бога нужно бояться? Похож ли он на моего отца? «Я – Бог! – кричал он. – Мои слова и поступки не могут быть неправильными!»

Я посмотрела на Криса, который выглядел серьезным, как и всегда в церкви. Я знала, что он, как и я, был очарован идеей чистой и безусловной любви Отца, существующей где-то за пределами нашей реальности. Мы обсуждали то, во что верили, а иногда духовность затрагивала более личные вопросы. В один из вечеров мама сообщила нам, что дядя Фил умер. Дядя Фил технически не был нашим дядей, он был мужем Эви, женщины, которая заменяла нам бабушку. Дядя Фил был добрым и милым и всегда показывал нам забавные фокусы. Тогда я впервые столкнулась со смертью. В ту ночь, когда мы узнали о дяде Филе, Крис увидел, что мне грустно, и позволил мне лечь рядом с ним, свернувшись калачиком. Мы лежали в его кровати и сравнивали, как мы видим рай и ангелов, гадая, что дядя Фил может делать там, наверху, с Богом, и нравится ли Богу, когда у него из-за ушей вытаскивают четвертаки или карты, которые каким-то образом появляются и исчезают. В руках у меня был сувенир от Фила, который я крутила в руке.

– Что ты с ним делаешь? – спросил Крис.

– Мне его дал дядя Фил, – ответила я.

– Главное – это не вещи, которые он нам дал, Карин, – мягко сказал он. – Главное – это воспоминания. К ним нельзя прикоснуться. Все, что ты можешь потрогать руками, – это просто фигня.

Сидя с Крисом на деревянной скамье в церкви, я задумалась, прав ли он. Мы приняли причастие, когда его передали по кругу, и когда сухой кусочек хлеба и сладкий виноградный сок коснулись моего языка, я подумала: «Это же тоже вещи, но они имеют большое значение».

После службы мы спустились в общественный зал. Проходя мимо портретов членов клуба, выстроившихся вдоль коридора, я увидела свою семью такой, какой другие члены клуба, должно быть, видели нас на наших праздничных снимках из Olan Mills: милые и улыбчивые дети, счастливые родители, идеальная семья для рождественской открытки.

Я подумала, что мы выглядим как семья Дениз Баркер. Дениз была моей лучшей подругой и жила прямо через улицу от нас. Именно во время игр после школы и ночевок у нее дома я поняла, что происходящее у нас дома, возможно, было не так уж нормально и, вероятно, не в порядке вещей. В ее доме всегда было безукоризненно чисто, как и у нас, но тихо. Я, правда, не понимала, насколько буйный у меня характер, пока очень милой и сдержанной матери Дениз не пришлось несколько раз предупредить меня, что, если я не сбавлю громкость, у нее не будет иного выбора, кроме как отправить меня обратно домой. Мы с Дениз уходили к ней в комнату, изо всех сил стараясь удержаться от хихиканья. У нее было два старших брата, которые много играли в футбол, а Дениз брала уроки фортепиано. Они всей семьей ходили в церковь каждое воскресенье и молились перед каждым приемом пищи, даже если это был понедельник в «Макдоналдсе». Отец Дениз был инженером с высшим образованием, он работал в той же сфере, что и мой отец, и их профессиональные пути время от времени пересекались. Мне было интересно, что отец Дениз думает о моем: что он такой же выдающийся муж и отец, как и ученый? Всякий раз, когда я видела, как мистер Баркер воспитывает детей, меня поражало, насколько разумно и сдержанно он себя при этом ведет. Выражение его лица менялось с обычного дружелюбного на нечто суровое, но не угрожающее. Он действительно разговаривал со своими детьми и слушал, когда они отвечали. И они не боялись ответить. Мне это было совершенно чуждо. Я умерила свою общительность и проводила как можно больше времени дома у Дениз. Я уверена, что брак ее родителей не был идеальным. Но я никогда не слышала, чтобы они говорили что-то плохое друг другу или кому-либо из детей – о другом родителе.

Самым примечательным для меня было то, как ее родители смотрели друг на друга. Я поняла, как должны выглядеть искреннее восхищение, уважение и доброта.

Они не скрывали гордости за то, что закладывают в своей семье и чего добиваются в своих детях.

Мы с Крисом наконец-то пришли в общественный зал, где пахло пончиками Krispy Kreme, – это была моя любимая часть походов в церковь. Крис протянул мне две десятицентовых монеты, как обычно делала мама. Я положила их в зеленую пластиковую корзину и достала из коробок со сладкой вкуснятиной один с корицей и один в сахарной пудре. Когда я поочередно откусывала от обоих пончиков, чтобы добиться идеального сочетания, я услышала, как другие родители спрашивают Криса, где наши.

– Ой, мы сегодня с друзьями, – ответил он одному из них. – Их нет в городе, мы пришли с соседями, – сказал он другому.

Те с улыбкой сказали: «Что ж, передавайте родителям привет».

Мы надели куртки и выдвинулись домой.

– Хочешь пойти через лес? – спросил Крис. Именно этого я и хотела. Сделав крюк по дороге домой, мы задерживались хотя бы на время. К тому же Крис всегда подбадривал нас, когда мы были в лесу. Больше всего он любил, когда наша семья отправлялась в поход по Шенандоа, и он часто придумывал для пейзажей такие подписи, будто готовил фоторепортажи для журнала National Geographic. Крису нравилось рассматривать разные виды растений, животных и насекомых, которых он раньше не видел на тропе, и показывать те, которые узнавал. Ему нравилось прогуливаться вдоль небольших ручьев, слушать, как журчит вода, и искать водовороты, где можно понаблюдать за пескарями, снующими среди камней.

Во время одного похода в Шенандоа, когда мы отдыхали у водопада, ели батончики из гранолы в шоколаде и смотрели, как вода бьется о камни внизу, он сказал: «Видишь, Карин? Это чистота природы. Она может быть суровой в своей честности, зато она никогда не врет».

Казалось, что комфортнее всего Крису на открытом воздухе, и чем дальше от типичного окружения и темпа нашей повседневной жизни, тем лучше. Наши родители никогда не ссорились по пустякам, когда мы всей семьей отправлялись в поход или на кемпинг, однако было непривычно обходиться целую неделю без их ссор, которые ввергали их в негативное состояние опустошения и отчаяния. Создавалось впечатление, будто в отсутствие другого выбора, кроме