Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – я отшатнулась от Расула, словно впервые его увидела.
– Амира, ты спасла жизнь султану, ты спасла жизнь мне. Не знаю, поступила бы ты точно так же, если б знала, кто я? Но это уже неважно. Я – султан Туран-шейх и клянусь, что никто не обидит тебя, Амира, пока мои глаза видят солнце.
Он отпустил мою руку, я стояла, не смея ничего сказать, в голове проносились сцены с пленником: его избиение, допросы, наше общение в палатке, его рука, протягивающая цветок. «Если беда… донна…», – снова послышалось мне. Он повернулся к своим командирам, и те поклонились ему. Белек взял меня под руку, и я оперлась на него, потому что была готова упасть. Расул, он же Туран-шейх, не оборачиваясь, ушел прочь, а я осталась с Белеком.
– Это правда? – спросила я. – Он султан?
– Конечно, – подозрительно косясь на меня, ответил Белек, – это такая же правда, что днем светит солнце, а ночью всходит луна.
Я улыбнулась впервые за долгое время. В тот же день меня перевезли во дворец султана.
После всего пережитого я спала без сновидений, очень крепко и невероятно долго. Я подорвала свои жизненные силы настолько, что не хотела даже говорить с теми, кто ухаживал за мной. Я лишь молча подчинялась, отдавая себя в их власть, меня кормили, лечили, мыли, одевали, укладывали спать. У меня в распоряжении были огромные покои с многочисленными комнатами, но я их толком и не видела, мне нужна была только кровать. Поход и плен не оставили и капли энергии, сейчас я постепенно накапливала ее заново, словно предчувствуя, что впереди еще много событий, требующих сил.
Сейчас, через пять-десять минут движения, я начинала чувствовать себя такой усталой, словно целый день перевязывала тысячи больных. Спустя некоторое время в мои сны вернулись кошмары походов и плена, но постепенно они бледнели и сменялись более радостными видениями. Усталость проходила.
Я лежала на мягкой постели среди подушек и ярких покрывал. Солнце падало в комнату, но постель находилась в тени. Я смотрела, как лучи солнца заставляют переливаться бусинки на занавеси напротив. Длинные нити разноцветных бус свешивались до самого пола, и если ветерок или рука тревожили их, они звенели тихо и глухо, ударяясь друг об друга. У меня не было сил подняться – я рисовала себе мир с помощью игры света с цветными стеклянными бусинками. Я видела себя, видела друзей, короля и Роберта Артуасского, герцога Бургундского и Августа – все они появлялись рядом и все были веселы. Их смех доносился в звоне бусинок, их лица мелькали в снах. И я мечтала увидеть их снова, но понимала, что это невозможно.
А когда я уставала играть с воображением, я просто смотрела на занавесь и слушала фонтан, что шумел под окном. Иногда слышались женские голоса во дворике и коридоре. Но я уже ни о чем не думала. Я наслаждалась пустотой.
В одно из окон спальни рвалось апельсиновое дерево. Прямо напротив окна на ветке висел крупный апельсин, еще желтый. Нужно было лишь протянуть руку, чтобы сорвать его, но я не хотела. Этот апельсин был для меня солнцем, которое светило в окно. Если бы я сорвала его, свет бы померк. Мой мир уменьшился до размеров этой комнаты, и я удивлялась иногда, насколько мне безразлично все, что происходит вокруг. Я не хотела думать, вспоминать, я просто лежала, положив руки поверх легкого одеяла, наслаждаясь слабостью своего тела, чистотой и покоем. Мне больше ничего не нужно было – только лежать и смотреть на цветные бусинки. Изредка доносившиеся звуки да приходящая прислуга заставляли вспомнить о том, что я в этом мире не одна. Но когда вокруг никого не было, я представляла себе, что на всем белом свете я одна. И эта мысль успокаивала, укачивала, и я засыпала. Я могла уснуть в любой момент, проснуться и снова лежать. Боже, ничего не было блаженнее этих дней, когда моя потрепанная душа и измученное тело приходили в себя после всех выпавших на их долю испытаний.
Но спустя несколько дней с того момента, как меня перевезли во дворец султана, меня одели в прекрасные европейские одежды и вывели из гарема, и я поняла, что настал час свидания с Туран-шейхом. Все эти дни он не тревожил меня, давая возможность прийти в себя после плена. Его доктора сотворили чудо, и лихорадка прошла.
Туран-шейх ждал в саду, где совсем не было людей, Белек подвел меня и, поклонившись, ушел в сторону. Туран-шейх улыбнулся, и я немного расслабилась, снова узнав в нем Расула.
– Вы выглядите намного лучше, Амира, – ласково сказал он.
– А вы гораздо лучше говорите по-французски, чем мне казалось прежде, – ответила я ему.
Он засмеялся.
– Мне так было удобнее слушать ваши разговоры. Вы, Амира, были всегда добры ко мне.
– Вы платите мне тем же, – сказала я, слегка поклонившись. Он остановил меня.
– Не тебе кланяться передо мной, Амира.
Он отошел к фонтану и, постояв там в задумчивости, снова повернулся ко мне.
– Три дня назад я начал переговоры с королевой Франции. Король в плену, крестоносцы тоже, но я хочу обменять их на выкуп и Дамьетту. Знаете, кто был послом от короля? Наш старый знакомый архиепископ де Бове…
– Представляю себе его удивление, – усмехнулась я, глядя на султана.
– Я был так разгневан, увидев его… Я вспомнил, сколько зла он причинил вам, Амира, и захотел казнить его. Но потом я вспомнил, что вы живы и под моей охраной, и я простил его.
– Вы вернете меня королю? – собравшись с духом, спросила я. В глазах Туран-шейха я не смогла прочитать ответ.
– Все будет зависеть от переговоров, – туманно ответил он. Услышав мой вздох, он снова повернулся ко мне: – Идите, Амира, отдохните. Вы еще очень слабы.
Наши встречи с Туран-шейхом проходили несколько раз в день, были краткими и странными. Он разговаривал со мной, рассказывал о том, как прибыл из Месопотамии раньше назначенного срока, тайно, и узнал о гибели своего друга и воспитателя Факр-Эддина. Факр-Эддин был для Туран-шейха как еще один отец, потому что старый султан нечасто общался с сыном. Со своим воспитателем, уже будучи вдали от Египта, Туран-шейх переписывался и знал о том, насколько беспокоит Факр-Эддина растущее влияние мамлюков. Однако о реальном масштабе противостояния молодой султан узнал, только прибыв в Египет. Половина его войска не подчинялась ему, другая половина была плохо организована. Гибель учителя от руки крестоносца внушала султану сомнение, он признался, что подозревает в этом убийстве мамлюков, но доказательств у него нет. Мамлюки наверняка подозревали о недоверии и неприязни главного советника султана к Бейбарсу. Но, увы, Факр-Эддина не вернешь, а султану необходимо сотрудничество с мамлюками, именно поэтому он не стал поднимать шума и оплакивал своего воспитателя в одиночестве.
Когда он принял это решение, он объявил официально о своем прибытии и принялся за смотр войск. Вместе с собой султан привез молодых и талантливых командиров, преданных ему. Им он доверял, как самому себе. Именно эти молодые и полные энергии воины помогли султану организовать войско и приструнить мамлюков. Они же укрыли от Бейбарса тот факт, что султан оказался в плену. Туран-шейх не стал раскрывать французам своего имени, опасаясь посеять панику среди мусульман. Он был уверен, что скоро сможет выбраться из плена.