от 14 декабря 1983 года), как он жестко выбранил Джея за то, что он дал Баския номер его личного телефона: «Он сказал: “Ой, а я и не знал, что ты не хотел бы…” Я ему крикнул: “У тебя есть голова на плечах?” Он же прекрасно знает, что я не приглашал Жан-Мишеля к себе домой – он ведь наркоман, а значит, ему нельзя доверять».

Как раз перед тем, как приняться за знаменитые (и переоцененные) картины, созданные ими совместно, он пересказывал следующий разговор, произошедший 11 января 1984 года: «Жан-Мишель позвонил с Гавайских островов. Он сказал, что там не такие уж задворки цивилизации, потому что первый же человек, с которым он познакомился, спросил: “Вы случайно не Жан-Мишель Баския, нью-йоркский художник-граффити?” Потом сказал, что в разговоре с какими-то местными хиппи упомянул мое имя. Они сказали: “О, вы имеете в виду этого обдолбанного наркотиками полуживого-полутрупа?”». Разъяренный и оскорбленный, Уорхол восклицает: «Это они про него должны были так говорить…»

Когда в сентябре 1985 года они сделали совместную выставку своих работ в галерее Шафрази, пресса весьма сурово оценила их опыт рисования в четыре руки. Один из репортеров даже назвал Баския «фетишем художественного мира». Для большинства журналистов Баския «приклеился» к Уорхолу, подражал ему, использовал его, стремясь поглубже проникнуть в круг его знакомых.

Но все было не так просто, как казалось. Совместная работа с Баския, как бы малоубедительно это ни звучало, вдохнула в Уорхола новую жизненную силу в очень непростой момент. Тогда он осознал, что все молодые художники из его окружения курят ему фимиам, признают в нем эталон, но в то же время запросто могут отшвырнуть его в прошлое, воздвигнув при этом памятник, на котором увековечат его имя как ушедшего на покой художника.

Рисование картин в четыре руки, даже не обманываясь на счет их настоящей ценности, позволило Уорхолу оставаться в тонусе и сохранить позицию лидера, по крайней мере в компании неблагоразумного Баския… а также следить за движением арт-объектов вокруг своего беспокойного кружка и вокруг других тоже.

С Кастелли Энди заключил соглашение: если он что-нибудь продает, то получает комиссионные, но Кастелли не слишком усердно поднимал цены на Уорхола. Основной доход галерея получала от продажи Роя Лихтенштейна и Джаспера Джонса. «Он мог бы устроить нашу выставку: меня и Жан-Мишеля, но картины ему не нужны, а вот Тони Шафрази[681] картины очень нужны». «Если кто-то по-настоящему чего-то хочет, я всегда на его стороне», – часто говорил он.

Однажды ему позвонил Бруно Бишофбергер. В разговоре выяснилось, что картины, созданные им с Ба-ския и Клементе, о которых известный швейцарский арт-дилер отозвался как о «любопытных вещицах», вряд ли найдется покупатель. Правда, четырнадцать из них он купил у Уорхола за 20 000 долларов, теперь продает от 40 000 до 60 000 долларов за картину! «У меня появилось странное чувство, – сказал он, – что он дал больше Клементе: я не замечал, чтобы он что-то делал за столь низкую плату. Больше должен был бы получить я, потому что мое имя поднимает цену, – и с обычной своей ироничной прямотой добавил: – Ну, конечно, Жан-Мишель вынудил меня рисовать по-другому, и получилось неплохо».

Да, Баския подтолкнул его к другой манере рисования, которая давала возможность уйти от неестественного, жеманного, слегка «женственного» – в духе Кокто, мазка, прорывавшегося время от времени, когда Уорхол позволял себе немного порисовать – оставить свой след в произведении, созданном целиком механически-промышленным способом. Эти изменения стали заметны в его необычных вариациях, первой из которой была «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи.

Существует мнение, что эти упражнения помогли Уорхолу сделать новый шаг в деперсонализации и обезличивании своих картин. Теперь он предлагал использовать граффити Баския в качестве фона к его композициям. Нельзя сказать, что это был неверный ход, но, может, это свидетельствует о какой-то проблеме?

Уорхол «разбирал» себя под микроскопом. У него снова появились свежие идеи. Возможно, в очередной раз на помощь пришла та, давнишняя, радость от работы не в одиночку, которая ему была знакома с детских лет, когда рядом всегда была мама, или от творчества с первыми своими помощниками. У него снова появилась энергия, та особая энергия улицы, которую выплескивал на картины Баския в начале 1980-х годов. Эту энергию молодости Уорхол, как ненасытный вампир, вбирал в себя с большим наслаждением.

Это нисколько не мешало Уорхолу как всегда трезво анализировать все, что происходило и делалось вокруг него, отмечать как положительные, так и отрицательные стороны. 16 апреля 1984 года: «В 6 часов я нарисовал картину “Собака”, потратив на это пять минут. Сфотографировал ее, потом через проектор перевел изображение картины на бумагу и обвел контуры. Сначала карандашом, а потом краской, как делает Жан-Мишель. По-моему, картины, которые мы делаем вместе, только выиграют, если нельзя будет определить, кто какую часть делал». 17 апреля 1984 года: «Пришел в офис, позвонил Жан-Мишелю. Он пришел и стал писать краской что-то свое поверх той части картины, которую делал я. Не знаю, стало ли лучше».

Немного зависти и ревности примешалось к этим хвастливым словам, замечаниям, критическим отзывам, к этим оценкам. Уорхол отмечал, что Бруно Бишофбергер, зайдя к Баския, увидел еще не оконченную его картину и тут же воскликнул: «Я хочу ее, я хочу ее!», сунул ему в руки деньги и унес добычу. «Я испытал странное чувство, – писал он в “Дневнике” 3 октября 1984 года, – потому что вон уже сколько времени никто так не реагировал на мои картины. А ведь когда-то только так и реагировали».

Однажды Баския пригласил на обед своего отца. Уор-хол тоже присутствовал. «Его отец выглядел совершенно нормальным человеком, – с удивлением констатировал Уорхол, – в костюме, не без шика, и теперь понятно откуда у Жана Мишеля такая естественная элегантность».

Элегантность, встретившись с денежным потоком, приобрела слегка показной оттенок. Баския жил как нищий принц. У него были комнаты в двух отелях. Один – Ritz Carlton, другой – Mayfair Regent. Стоимостью 250 долларов за ночь.

Журнал The Village Voice писал, что он был самым многообещающим художником. «Они хотя бы, в отличие от New York Times, не советуют ему пореже бывать у меня», – вздыхал Уорхол. На аукционных торгах Christie’s 31 октября 1984 года картина Баския была продана за 20 000 долларов. «Полагаю, что вскоре он станет великим чернокожим художником, – предсказывал, в свою очередь, Уорхол, объясняя свои слова так: – Мне кажется, что его дебютные работы были лучше. В то время ему не надо было ни о чем думать –