«скандалам», настоящим или вымышленным, бесцеремонно игравшим его именем как мячиком, перебрасывая его из одних рук в другие. Уорхол виртуозно владел умением заставить общество говорить о себе и знал, как оставаться на гребне волны.

Все-таки его существование омрачала тень беспокойства, и связана она была с появлением молодых художников, которые двинулись по его стопам и уже превзошли его, по крайней мере в цинизме, но он все равно продолжал шутить.

В день гей-парада он записал: «Фрики-педики и я сорвали самые бурные аплодисменты», но в другой день, дойдя в поисках свободного такси до Бродвея, он сетовал на то, что ни один фотограф им не заинтересовался, «а все потому, что я был один». Во время пребывания в Нью-Джерси вместе с Китом Харингом он отмечал: «Кит поразился тому количеству автографов, которые я раздал всем этим молодым людям», а два месяца спустя он написал: «Фотографы настолько устали от моей особы, что даже не поздоровались». Обычная цена славы. Можно ли двадцать лет стоять на вершине, ни разу не спустившись?! Даже если знаешь, как снова подогреть интерес к себе. Даже если, при случае, притвориться, что держишь всех на расстоянии. В 1985 году на вопрос одного журналиста, что станется с коллекциями после его смерти, Уорхол ответил:

– Но я уже умер.

– Нет, – возразил журналист. – Вы – легенда, которая будет жить всегда.

– Вовсе нет, – ответил художник, – я так не думаю.

Что действительно правда, так это то, что в середине 1980-х годов, как написала немецкая журналистка из «Штерн» Ева Виндмюллер: «Он мог позволить себе все».

«В апреле, например, в Хианнис Порт, летней резиденции семьи Кеннеди: все сливки общества прибыли сюда на свадьбу Марии Шрайвер, тележурналистки и племянницы Джона Фицджеральда Кеннеди, с Арнольдом Шварценеггером, голливудской звездой! Подтянутые мужчины, дамы в шляпах с цветами. Перед церковью Сен-Франсуа-Ксавьер собралась толпа, встречая первых лиц Новой Англии —элиту власти, денежной сферы, индустрии красоты и изысканной жизни. “Клан” —девятнадцать Кеннеди, пять Лоуфордов, одиннадцать Шрайверов – не спеша зашел в церковь, после чего двери затворились и раздались звуки органа. С двадцатипятиминутным опозданием прибыл лимузин, из которого вышла потрясающая пара и, выступая гордым шагом, прорезала податливую толпу. Это были поп-певица Грейс Джонс[686] в меховой шубке кислотно-фиолетового цвета и Энди Уорхол, весь одетый в черную кожу, с неизменным рюкзаком, висящим на одном плече. “Вот и мы!” – крикнул он в толпу. Это означало, что праздник может начинаться».

Теперь посмотрим на то же событие глазами Уорхола (26 апреля 1986 года): «Пришлось заехать в Виллидж за Грейс, она вышла в одном нижнем белье черного цвета от Нормы Камали[687], в шляпке от Kenzo. Красилась она в машине и в самолете. В аэропорт мы опоздали на час. Полет прошел без проблем (…). В дамском туалете в аэропорту Грейс переоделась в зеленое платье от Azzedine. Питер взял в прокат машину, желтый микроавтобус. Он знал, где находится церковь, так что он отвез нас прямо туда. Потом он отправился посмотреть свой дом в Ист-Фалмут».

«Толпа, собравшаяся перед церковью, принялась кричать: “Грейс! Энди!” Я никогда не видел такой шумихи возле церкви. Мы вошли внутрь, там у двери нужно было брать складные стулья. Речь говорила Опра Уинфри[688]. Джейми и Филлис Уайет[689] стояли прямо перед нами, они сказали, что своим появлением мы наделали слишком много шума там, снаружи, они оба такие забавные. В офисе компании проката автомобилей мы увидели множество звучных фамилий, вроде “Клинт Иствуд”[690], “Барбара Уолтерс”[691] и девица Сент-Джеймс[692], но в церкви их не было. Глядя на эту свадьбу из волшебной сказки, невольно думаешь, а что же будет, когда придет час развода».

«Джеки причастилась, и они с Джоном-Джоном обошли всю церковь вместе, чтобы все смогли ее рассмотреть, она выглядела великолепно…»

«Там был и Кристофер Кеннеди, он очень славный. Джеки сидела с Беттиной и с Марком Боан[693]. Я не смотрел на Джеки, я чувствовал себя очень странно. Потом заиграла музыка… Грейс начала танцевать, и тут же все стало точь-в-точь как в кинофильме: все смотрели только на нее (…). Еда была замечательная: свежие овощи, которые готовили на пару при тебе. Грейс танцевала с Тедом Кеннеди. Потом Грейс и Арнольд стали обсуждать, что ей делать с Дольфом[694], потому что он трахает всех ее подруг. Я сказал, что она должна выйти за него замуж, потому что свадьба у них была бы великолепной. Но я всегда даю Грейс плохие советы. Ведь именно я сказал ей, что она никогда не достигнет успеха, если не будет выглядеть скромнее, ведь люди не любят крайностей (…). Потом пришло время уезжать, и двое сыновей Кеннеди чуть не подрались из-за Грейс. Один из них терся о ее бок своим членом, и мы спешно уехали в аэропорт».

Уорхол может позволить себе все? Без сомнения. Но разве это важно?

Если благодаря журналу Interview, ставшему «его самым большим триумфом», и по версии Art forum и некоторых других изданий, он считается постоянным желанным гостем во всех средствах медиа, то как художник он не получал высоких оценок. Торговая марка Campbell’s пригласила его, надеясь придать побольше блеска своей рекламной кампании по продвижению на рынок новых супов в пакетиках. Уорхол выполнил работу, но результат оказался посредственным, говоря по правде, совсем не интересным. Он представил портфолио из десяти шелкографий с рекламными изображениями.

Энди повторял одно и то же: он больше не знает, что рисовать. К счастью, ему помог Фред, у него постоянно возникали новые идеи. Что ж, супер! В конечном счете идеи – это намного лучше, через секунду все это можно материализовать, но все не так просто.

В Лос-Анджелесе он снимался в сериале «Лодка любви». «Когда я надеваю свои куртки от Stephen Sprouse, – говорил он, – мне кажется, что я вхожу наконец в образ Энди Уорхола, который люди хотят помнить. Я говорю себе, что мог бы надеть серебристую куртку, как вчера ходил в Spago[695], я мог бы отказаться от смокингов и позволить себе что-нибудь яркое и необычное».

Кроме того, Уорхол всегда мечтал о собственной, выходящей регулярно телепередаче. Он даже намеревался обзавестись группой помощников. Словом, строил планы, разбрасывался.

Для Уорхола как для художника творчество имело первостепенную важность, как и для многих других, несмотря на его фривольное поведение, парадоксальные заявления и экстравагантные провокации, которые многие принимали за чистую монету, даже его близкие, особенно