Объяснить все это невозможно. В армии служат все взрослые люди, понимающие всю ответственность за совершенное действие и, следовательно, каждый знает: за совершенный проступок в полном объеме отвечает он лично.

Один из коллег – деканов факультета социальной педагогики – поделился характерным примером. В одной из достаточно благополучных школ города, директор пригласил студентов, обучающихся по направлению «социальная педагогика», на практику и попросил провести социометрический анализ положения дел в школьных коллективах. Ему хотелось удостовериться, что действительно все хорошо во вверенном ему образовательном учреждении, что создавало для него дополнительные аргументы перед руководством образования города. Студенты с энтузиазмом взялись за работу и после обработки результатов принесли их директору, когда он посмотрел их, то ему стало нехорошо. Он спросил, не могли ли они ошибиться, и попросил проверить полученные ими результаты. Диагностику повторили: результат оказался тот же. Директору от этой информации совсем стало не по себе. Он попросил руководство факультета заверить практику и обещал подписать всем студентам отзывы за ее проведение. На этом практика студентов была завершена.

Личное благополучие директора оказалось выше, чем потребность постараться преодолеть те негативные явления, которые были выявлены студентами. Вывяленное может не стать достоянием администрации образования города, а там, глядишь, его переведут с повышением.

Существо открытости воспитательной системы, ее проявление и влияние на процесс и результат воспитания. Открытость это не только и не столько открытая, прозрачная среда, представляющая собой реальную ситуацию жизнедеятельности воспитанников.

Во-первых, – это свидетельство того, что учреждение открыто для других, им нечего скрывать, они доступны для знакомства и участия в воспитательной деятельности. Такой подход был базовым для Семена Афанасьевича Калабалина, когда он приехал в один из самых неблагополучных детских домов (гнездилище пороков для детей) в Клемёново. Детский дом был огорожен высоким забором от внешней среды, так как дети находились в конфликте с жителями. Они их просто боялись. Уже на первом этапе Семен Афанасьевич поставил задачу убрать забор вокруг детского дома и открыть территорию для окружающих. Все должны были знать, что скрывать в этом детском доме нечего и они открыты для окружающих.

Во-вторых, открытость – это возможность посмотреть, увидеть, чем живет воспитательный коллектив, его доступность, принять участие в чем-либо. По своей сущности следует понимать, что социокультурная воспитательная среда детского дома, приюта, интернатного учреждения, образовательного учреждения – это не проходной дом и следует уважать их открытость. Ведь в чужую семью мы просто так не ходим, потому что нам захотелось придти именно в нее. Мы приходим в нее тогда, когда нас приглашают или, когда мы хорошо знаем семью и знаем, что нас там ждут. Мы приходим в связи с чем-то, поздравить с каким-либо событием, поделиться чем-то, помочь в чем-то и пр. Такой подход должен быть и по отношению к воспитательному учреждению.

В Москве во Дворце творчества молодежи под руководством Е.Б. Штемберга около сорока лет реализуется идея A.C. Макаренко и его последователя И.П. Иванова разновозрастных воспитательных коллективов. Он может часами рассказывать, как они живут и насколько привлекательна эта жизнь для взрослых и детей. Наиболее полно их жизнь проявляется в летнем оздоровительном лагере. Однако Ефим Борисович обращал внимание на то, что можно приехать летом в лагерь и посмотреть, как они живут и реализуют идею разновозрастных воспитательных групп, но оставаться там, если дети не включили Вас в какой-либо отряд нельзя. Они заняты своим делом и лишние люди могут мешать им. Если и меня какой-нибудь отряд не выберет, подчеркивал Ефим Борисович, то и я должен покинуть лагерь.

Известна методика работы Семена Афанасьевича с теми студентами, которые приезжал в клемёновский детский дом. Он встречался с ними, беседовал и направлял их к детям. Надо было включиться в диалог с воспитанниками и стать вместе с ними соучастником того процесса, в который они включены. В последующем было принято решение о создании отдельного педагогического отряда из числа этих студентов. Решение о включение очередной кандидатуры в педагогический отряд принимал совет дружины. Некоторым студентам определенное время приходилось состоять в числе кандидатов в отряд и, если он оправдывал доверие, то его включали в отряд. Таким образом, обогащалось педагогическое сообщество детского воспитательного коллектива.

В-третьих, для воспитательного коллектива важна авторитетность руководителя. Она привлекала себе подобных в качестве соучастников воспитательного процесса. В частности, многие, кто знал Семена Афанасьевича, когда он переехал в клемёновский детский дом, находил его телефон, звонил и добивался приглашения. Им хотелось лично встречаться и знакомиться с удивительным человеком – Воспитателем с большой буквы и его воспитательной системой. Это говорит о том, что не каждому можно доверять организацию воспитательной работы. В то же время, если человеку доверили организацию воспитательной работы с детьми, то это требовало от него проявлять величайшей ответственности, инициативы и творчества в работе, формируя авторитет педагога-организатора.

В-четвертых, необходимо инициировать целесообразную открытость воспитательной среды. Известно, что профессор М.Н. Капустин директор одного из исправительных приютов г. Москвы (1870) выступал с лекциями в Московском университете (ныне МГУ имени М.В. Ломоносова). Один из студентов, посещавших его лекции, Николай Васильевич Рукавишников, попросился бывать в приюте, помогать ему в работе с детьми. В последующем, по рекомендации М.Н. Капустина, он стал его директором. Это был удивительный человек, воспитатель, который за пять лет смог так поставить воспитательную работу в исправительном приюте и завоевать огромный авторитет у воспитанников, что о нем узнали не только в России, но и за рубежом. Нравственная атмосфера, созданная Николаем Васильевичем в приюте, была поразительна. Мальчишки настолько полюбили своего юного директора (в приюте он работал с 25 до 30 лет), что слово его было для них законом. Они удерживали друг друга от проступков не из-за страха наказания, а из боязни огорчить любимого наставника. Покидавшие приют клялись сообщать о своей последующей жизни и, как правило, выполняли свои обещания. Эти сообщения неизменно и более всего радовали Н.В. Рукавишникова. Портрет его был помещен в зале Римского Всемирного конгресса по тюремным вопросам. Современники сравнивали его с великими педагогами и благотворителями – с Дж. Говардом[43], И.Г. Песталоцци[44], доктором Гаазом[45].