А когда машина наконец-то доезжает и останавливается, когда открывается водительская дверь, из нее выходит Артур, мать его, Колдер. 

Подари вдохновение автору - оставь коммент и поставь лайк животворящий))) 

Всем отличного настроения! 

А мне хочется отпинать Макклина и Арта, и Марка, и вообще всех, включая волков, надравшихся в «Берлоге».

Потому что бесит. Потому что очень сильно бесит. Потому что чертов адреналин спал и все, что произошло сегодня: дома, в трейлере, здесь - вдруг прорывается наружу, напоминает о себе каплями крови на лице и шее, саднящими лодыжками и запястьями, тянущими мышцами во всем теле, тошнотой и головокружением, запахами, звуками, светом, тенью.

И меня начинает колотить, скручивать, холодный пот ручьями течет по спине, трясутся руки, даже та, что зажата в ладони Макклина, нервно стучат зубы, словно от холода, ноги отказываются идти дальше, а из горла рвется то ли рычание, то ли скулеж в сторону Артура.

Почему-то Арт бесит больше всего, почему-то именно его мне хочется сейчас придушить больше всего.

А еще хочется просто закрыть глаза и… и притвориться, будто ничего не было.

Но Конард замечает. Замечает все, реагирует даже быстрее, чем я успеваю осознать до конца, распробовать на вкус каждый симптом подступающей истерики.

Он подхватывает меня на руки, а я даже не успеваю ничего ему сказать, и садится вместе со мной в машину, прижимает голову к груди. Я чувствую запах его крови отчетливее, чем на улице. Здесь, на заднем сидении чужой, прогретой сегодняшним солнцем тачки, он настолько реальный, настолько густой, что, кажется, его можно потрогать, пропустить между пальцами.

Правда, странным образом, вместо того чтобы отталкивать, этот запах успокаивает и в то же время заставляет нервничать. Переживать за Макклина.  

Оборотни – странный выверт природы, незапланированная убогая ветвь эволюции, как брошенный еще в роддоме нежеланный ребенок. С нами слишком много проблем, с нами слишком много возни.

Один укус, простое физиологическое действие, обмен слюной и кровью и… все… Все могло бы сложиться по-другому и для меня, и для Холден.

Интересно, издевался бы Арчи над ней меньше, если бы укусил, или то, что он делал, тоже проявление любви? Странная любовь… Очень похожа на самоутверждение через унижение того, кто слабее…

И Саманта совершенно ничего не могла с этим сделать. Ни управлять, ни подавить, ни дать отпор, ведь ее волчица ублюдка признала, хотела, видела только его рядом с собой…

Меня затрясло сильнее.

А Арт уже выруливал с заправки. Молча.

- Кристин, маленькая, все хорошо, - рука Конарда, та самая – тяжелая, большая, теплая, легла на затылок. Он все еще держал меня на коленях.

Я закрыла его рот ладонью не глядя, покачала головой.

Нет ничего более бесящего, когда тебе говорят «все хорошо», когда на самом деле все ни хрена не хорошо. Все настолько далеко от «хорошо», насколько Марс далек от Андромеды. Но ничего, Макклин скоро поймет, что мне нельзя говорить «все хорошо», нельзя говорить «успокойся». Вот только доберемся до дома, вот только Алисия вытащит из него пулю и зашьет рану, которая меня раздражает, заставляет нервничать.

Вот только дома вместо Алисии нас ждут мужик из совета и Бартон.

И Эм так, черт возьми, знакомо кривит губы, что мне хочется броситься ей на шею. И это тоже признак истерики. Пока так и не начавшейся.

Но прежде, чем заняться собственной раной, Макклин заставляет меня одеться, а Эмили впихнуть мне успокоительное. Я глотаю таблетки одним махом, сверля взглядом Конарда, чужака из совета, Артура и Эмили, которые ведутся… Ведутся, дьявол их задери, на показную браваду Макклина, развалившегося на диване в холле.

Вся его поза говорит: «Детка, со мной все о‘Кей». Хотя вся футболка пропитана кровью, на лбу испарина, а губы он сжимает так, что их практически не видно, и синяки под глазами размером с Торонто.

 Но я снова молчу, вцепившись в бутылку с водой, как в фальшивое удостоверение личности на вечеринке старшеклассников, кусаю губы. И этот простой жест заставляет моего волка хмуриться.

Я сижу с ним все то время, пока Эмили творит свои «чудеса»: вытаскивает пулю, промывает, обрабатывает, зашивает.

Крови и правда очень много.

А еще они говорят. Говорят, говорят и говорят. Говорят о чем-то вполголоса, что-то обсуждают. Шумят, как улей, как огромное осиное гнездо, как шум падающей воды. И когда дело закончено, когда убраны инструменты, когда забинтована рана, а они, Арт, шестерка совета, Эмили, продолжают о чем-то говорить с Макклином, я наконец не выдерживаю. Поднимаюсь на ноги, высвобождаю свою руку из хватки Конарда, сглатываю.

- Пошли все вон, - голос звучит тихо и надтреснуто. Но меня радует, что он все же есть – спасибо тебе, Господи, за маленькие радости.

- Крист… - пытается что сказать, опешивший Колдер.

- Вон.

Эмили понимает все первой, улыбается мне открыто, немного устало, немного виновато, кивает и, подхватывая, обоих волков под локти, почти силой тащит их на выход. А мужчины еще пытаются что-то сказать друг другу, закончить прерванный мной разговор.

Спасибо, Эм. Ты всегда была умной, настоящей, сильной волчицей.

Наверное, таблетки все-таки действуют, потому что как только за волками закрывается дверь лифта, ноги перестают держать, и я сажусь на место. Рядом с Конардом, кладу голову ему на грудь, туда, где нет повязки, и закрываю глаза.

- Давай спать, ладно? – бормочу сквозь сон с трудом, едва слышно и проваливаюсь в сон.

Сегодня я убила Саманту Холден, и что-то мне подсказывает, что спать я буду крепко.

Спала я действительно без сновидений. Спала, судя по всему, достаточно долго, потому что, когда проснулась, Макклина рядом не было. А вместо дивана и его плеча обнаружила кровать.

Упрямого волка снова захотелось придушить.

В него стреляли, Бартон только вчера зашила ему плечо. Я понимаю, что пресловутая волчья, регенерация сделает свое дело, но… Он же не супермен в конце концов, он обычный оборотень.

Прохладный душ степень моего раздражения если и убавил, то… не особенно сильно.

Я примерно представляла, где именно и за каким занятием найду Конарда.

Собственно, ожидания меня не обманули. Волк сидел в кабинете, что-то быстро набирал на клавиатуре, правым плечом прижимая к уху мобильник.

Заметив меня в проеме двери, Макклин оторвался на миг от разговора, коротко улыбнулся.

- Доброе утро. Позавтракаешь без меня, маленькая?

Я кивнула, но еще какое-то время стояла в дверях, разглядывая Конарда. Мне совершенно не нравилось его застывшее, словно окаменевшее лицо, холодный, лишенный эмоций взгляд, даже голос был… странным. Не таким как всегда, без насмешливых ноток, без знакомых интонаций. Он обсуждал что-то насчет «Берлоги» и был… слишком сух, строг. Фразы звучали отрывисто, скупо.