— словно цветок, выросший посреди асфальта, невероятно красивая, и на сердце было радостно, что хотя бы у сестры судьба сложится хорошо.

Нет… Надо оставить эти мысли… Иначе так никогда не закончить.

Харада еще раз взглянула на воду под ногами. Сглотнула. В голове прокрутила все то, что проговаривала про себя до этого, все аргументы в пользу такого быстрого конца.

Может, она излишне жалела себя.

Может, все это было чушью — эти ее мысли. И она просто струсила и сдалась.

Но разницы не было никакой.

Хорошо было бы вновь встретиться с Ямато. Выбить из него все дерьмо, но не убивать. В конце концов, он был всего лишь инструментом в чужих руках. Хорошим. Но слишком человечным. Он должен был прикончить ее тогда, рядом с Цубаки, и ничего бы из этого не случилось. Ничего из… Того ада, что произошел там… Свободная рука невольно потянулась к животу, к болящей ране, и Харада невольно сильно закусила губу. Плевать. Плевать, что случилось. Тайтэн свихнулся, сошел с ума после смерти жены, а гибель дочери довела его окончательно. На больных не обижаются. Все равно она скоро умрет, а становиться мстительным духом совершенно не хотелось. Тайтэн угробит себя сам, умрет жалкой смертью. Она должна была быть выше этого, переступить. Все уже произошло. Она ненавидела его… но в этой ненависти уже не было смысла.

Оставался один шаг.

Все, конец. Хватит рассусоливать. Ее ничто не держало в этом мире. Все, что только можно было, она уже сделала. Широ проживет хорошую жизнь в окружении денег и любви. «Хорин» и ее маленький отряд продолжал процветать, Котобуки найдет себе нового помощника, и все будут счастливы. А ее тело распадется на атомы в кислотной каше реки под ногами, рассыплется прахом, как и воспоминания о ней самой. Да… Прекрасное забытье… Столь желанное тогда, в лабораториях «Хорин»…

(когда-то давно она видела таких самоубийц; как они шагали в окно; и слышала этот ужасающий громкий звук, словно что-то взорвалось, хлопнуло, когда их тела падали на машины)

И Харада выгнулась вперед, сделав шаг.

Блаженное ничто ждало впереди…

Но что-то вдруг схватило ее за руку…

… так ей почудилось в то самое мгновение, но то была ее собственная рука, крепко схватившаяся за столб. Взглянув назад, на это, она вдруг нервно заулыбалась, потом рассмеялась, дико, истерично, чувствуя, как это было глупо. Даже сигануть вниз не могу, вот же трусиха, такие мысли неслись в голове. Как тебя вообще кто-то терпел? Не можешь закончить начатое, жалкая неудачница. Тебе уже давно пора сдохнуть.

Сдохнуть.

Она вновь уставилась вниз, на реку под ногами.

К горлу что-то подступило.

Ну как же так? Казалось, такой идеальный момент, чтобы оборвать все. А она даже этого не смогла сделать. Вот же трусиха, и правда. Тайтэн был прав насчет нее. Она ни на что не годна, даже с собой покончить не в состоянии, потому что струсила. Ну и где в этой жизни справедливость? Может, она просто заслужила все, что с ней произошло?

За этими мыслями она не расслышала, как позади раздались шаги, сначала неторопливые, но потом все громче и громче, цокот каблуков раздавался по пустой автостраде. Не услышала и то, как резко кто-то остановился позади, тяжело дыша, и поняла, что там кто-то есть, только в ту секунду, когда чьи-то руки обвили ее ноги и резко дернули назад, отчего она пошатнулась и едва не повалилась на землю.

Вцепившись в фонарный столб, Харада резко обернулась: и увидела блондинку в дешевом офисном костюме, одна туфля у которой валялась поодаль, а сама она, в съехавшей куртке, смотрела на нее со взглядом полного ужаса, будто бы видела зрелище крайне неприятное и отвратительное. Вытаращившись на нее, она резко вскинула руки, явно стараясь вцепиться вновь, после чего звонко заверещала:

— А ну погоди! Стой, не прыгай!..

Потом помедлила.

И Харада поняла, почему. Потому что хорошо помнила это лицо, даже со столь ярким макияжем. Этот самодовольный профиль, эти тонкие жеманные губы, и глаза, внимательные, темные. Когда-то давно этот самый голос смелся над ней, говоря разные гадости, издевался, но теперь именно он остановил от (глупости) последнего шага.

Они уставились друг на друга в каком-то неловком замешательстве. Ну еще бы. Харада и подумать не могла, что встретит задиру из школьных лет в образе приличной офисной леди, что шла по дороге после переработок. Да не то что в таком… просто встретит. Кавашима изменилась: потеряла тот задиристый блеск в глазах, стала глаже, приятней на вид, и пусть в ней никуда не делась та нотка самодовольства, все, что она сейчас делала — от броска с той стороны дороги (судя по следам), до остановки от прыжка, было сделано искренне, без задней мысли.

Они так разительно отличались от себя прошлых.

Так страшно.

Сглотнув, та нервно пролепетала:

— Харада?..

— Кавашима, — одними губами произнесла названная.

— Ты что такое делаешь?.. А?

Кавашима в ужасе смотрела на нее, потом — на ограду. Сделала шаг ближе, два, все еще смотря в глаза.

— Слушай, спускайся, а?..

Да уж. После такого прыгать уже было глупо. Сама суть самоубийства должна быть в том, что тебя никто не остановит. Никто не спасет. А если рядом есть человек… которому не все равно… Такое надо было проворачивать в одиночестве, чтобы никто не знал, что с ней случилось, чтобы имя ее ушло в прошлое и стало тенью в чужих воспоминаниях. А теперь, если она сиганет вниз, то…

Это будет как-то жутко неправильно.

— Ну и зачем ты тут? — на потрескавшихся губах у Харады заиграла кривая улыбка. — Все обломала.

— Ты что… сигануть собралась? Да?

Кавашима продолжала пялиться на нее во все глаза; но было заметно, что адреналин спадал, и без туфли она начинала мерзнуть на холодном асфальте в своих тоненьких колготочках, сейчас порванных из-за пробежки по бетону.

Харада в последний раз оглянулась.

Поток внизу завлекал. Так легко было бы ступить… думалось, но, как выяснилось, это было вовсе не так. Она попыталась, но даже тут не нашла куража. Все это было в общем-то абсолютно бессмысленно и глупо, и, продолжая сверлить взглядом поток… она внезапно ощутила отвращение и к себе тоже. Такая глупость. Такой дешевый ход.

(но как легко это было бы)

— … нет. Просто баловство.

Затем, шумно выдохнув, она легонько спрыгнула вниз, к Кавашиме, продолжавшей пялиться на нее во все глаза. Так была напугана… волновалась, но почему? С чего ее вообще это должно беспокоить?