свою душу на ней, но последний штрих принадлежал душе Жизни. Решил оставить свой последний штрих на недалёкое «Потом»…

Душа, как шар, как у многих людей, но все придумывают разные выходы из круга. Он вложил в душу всё, о чём всё детство мечтал о Земле.

В мечтах он прошагал всю Землю, весь этот новый мир, но шагами её не обойти. Не хватит сил пройти пешком всю Землю, прыжков не хватит, чтоб всю Землю покорить. Он представлял её, переполненной городами и людьми, смехом, счастьем, искусством, фонарями и красивыми тротуарами, процветающей, изобильной, не имеющей шанса погибнуть.

Когда гулял по зелёной Земле, он любил смотреть со снежных гор на свою серую планету и наслаждаться тем, что с Земли она кажется краше, чем наяву, и восхищаться тем, что оба мира не похожи друг на друга…

У них огромный океан и столько суши, что было трудно представить, кто осмелится править всем этим. Пришли разные образы людей, но остановился на той, что стояла рядом с его двойником. Восхищением не захлестнуло, но осенили мысли, – «Хочу дважды прожить на Земле! Хочу быть обычным человеком, но стать первым, кто родится на Земле! Хочу прожить без тех, кто послан мне судьбою!».

И всё это сбудется…

Легче умирать, зная, что в следующий раз ты родишься на планете, которая в тысячу раз красивее твоей. Эта мысль, действительно, дарила веру в лучшее, с нею и уходить как-то легче.

Ветер его мысли не намеренно поменял направление, когда заканчивал душу. Он, всего лишь, представил людей, населяющих Землю, и искренность не властвовала ложью во всех его мечтаниях. Враги пожимали руку врагам, но улыбались притворно. Друзья покидали друзей от немой вспышки чувств. Люди воевали против людей. Начало Земли будет интригующим, конец захватывающим, а с серединой своего пути не каждый сплоховал, но почти все…

Его мысль завершилась. Это всё, что получилось вдохнуть в далёкую планету.

–Значит, ты художник Земли? – спросил Данучи у Арлстау, но не ждал ответа и добавил. – Не повторяй моих ошибок, не живи моей жизнью. Не важно, какая у тебя жизнь и кому она принадлежит – ангелу или пророку. Она не вечна! Оставь, хоть что-нибудь после себя…

–Я уже прожил, – лишь пожал плечами Арлстау, и Данучи с тоской обернулся к девушке по имени Жизнь.

Для неё все художники, как художники, а он, как родной, и она его обняла…

Он первый из художников, кто пожелал пощадить свою планету – другие молили, чтобы их миры за всё ответили.

Однако, спутник, всё равно, взорвался – по воле смерти, из-за ошибок жизни. Нарушила правила она, и последнее творение Данучи здесь не при чём!

Жёлтая комета объявилась в небе на секунду, скорость её возможно лишь измерить временем – в эту секунду и поместился удар.

Удар, и комета – лишь пыль! И грохот такой, что все присели и закрыли уши, и каждый, пусть и секунду, но думал, что уже погиб!

Спутник по имени Дастар не выдержал удара и впервые в своей жизни отшатнулся от своей, молчаливой орбиты. Приготовился рассыпаться на разные куски.

Все взгляды видели это сильное зрелище, все уши слышали тяжесть его последнего вздоха! Все мысли метались, кто куда!

Арлстау не испугался, его спутница тоже – ведь мир не их, ведь их мир далеко – в него уже успел вселить душу Данучи. «Видимо, чтобы жизнь была на Земле, придётся пожертвовать этой планетой!» – ошибочно решили они.

Людям было одиноко – они все далеко от родных, авры были готовы принять новый путь, а Жизнь с тоскою провожала небо и этот маленький, печальный мир.

Его назвали Дастаром, потому что считали защитником. Это миф – не стоит придавать ему значения, внимания будет достаточно.

А сейчас все люди и авры смотрели с вожделением, как спутник падает с небес и не думали о мифах, размышляли о жизни, что прожили…

–Я отказываюсь от своего дара! – воскликнул Данучи, став первым во всём, что нежданно для Жизни.

Осколки спутника замерли в небе, не долетев. Одна простая фраза остановила их. Жизнь была счастлива, а Смерть невольно развела руками, пробурчав себе под нос: «Как же так?!».

Если часто смотреть на костёр, можно ослепнуть. Данучи всегда старался вовремя тушить. Но не сегодня. Сегодня – самый значимый день для него, ведь у него больше не будет Завтра. Вчера уже история, да и Сегодня скоро ею станет....

Двенадцатый удар топора не позволил Данучи сполна насладиться объятием Жизни. Не был он похож на бой курантов, и загадывать желания нельзя, ведь после него осколки, что на время замерли, вновь устремились вниз.

Данучи рухнул вместе со вторым деревом и оглушительным громом, не удержавшись в руках Жизни. Он умер, не сказав последних слов, которые давно задумал, но кто-то, возможно, прочёл их в его улетавшей душе. Иначе, Жизнь не улыбалась бы сквозь слёзы…

Дочь полководца и спутница Арлстау тоже не сдержали слёз, но по-другому – не умели плакать так, как плачет Жизнь. Арлстау же воспринял его погибель, как временный мандраж, как сон, как собственную смерть со стороны. «Он вами был вчера разочарован, сегодня к вашим чарам сам пришёл…» …

Полководец лежал на Земле со сломанным позвоночником, избитый до полусмерти своими же воинами, растоптавшими его, как только предпоследний раб совершил свой последний удар! Да, художника убил безвольный раб! Всего то! Да, всё войско набросилось на полководца и растоптало его, как только нанесли последний удар художнику!

Полководец смотрел на небо и пытался смеяться в лицо падающему спутнику. Последний раб его верного отряда стоял рядом с открытыми и живыми глазами – его не тронули, сжалившись над его безвольностью.

На боль было плевать, а вид для глаз самый отменный полководцу. Все, лишь стояли, не шевелясь, и глядели на небо, а он лежал на спине, как бесстрашный солдат. «Так смотреть на конец мне приятней, чем им…», – размышлял старый безумец, умирая, и чувствовал себя вновь выше всех, даже перед смертью…

–Спаси этот мир, Арлстау! – воскликнула Жизнь.

Анастасия посмотрела на неё так, будто боялась, лишь этой фразы, затем перевела взгляд на возлюбленного, и каждой деталью своей её взгляд говорил ему: «НЕТ!»!

Арлстау же был готов к этому, но ждал, что Жизнь сама его попросит обо всём. Чего ждал, того дождался!

–Данучи первым отказался от дара… – продолжила она, но художник сбил полёт её мысли, и она уже не скажет ему, что он получит, если откажется от дара, а