Так прошел весь 1728 год. Настал 1729 год, и просьбы запорожцев о принятии их под скипетр русского императора по-прежнему оставались напрасны, хотя о принятии запорожских казаков в Россию хлопотал в это время сам главнокомандующий украинской армией князь Михаил Михайлович Голицын. Но князю Голицыну от имени императорского величества ответили, что запорожцев можно только обнадеживать в принятии их на будущее время на прежние места, теперь же следует отказывать до тех пор, пока «не обнаружится явная противность с турецкой стороны»1.

При всем том запорожцы все еще надеялись, что положение их изменится к лучшему и потому вовсе не думали покидать Старую Сечь. В Константинополь и в Бахчисарай дошел даже слух о том, будто запорожцы думают укрепить свою Сечь. По этому поводу около 1730 года[890] [891] прислан был к запорожскому войску от бендерского Номан-паши такого содержания запросный лист: «Письмо к запорожскому кошевому атаману и всем казакам, в назарейском законе знатным кошевому, атаманом (-ам) и всем казакам (которых конец да будет щастлив и благополучен). Через сие известно вам да будет что вы, когда были в подданстве светлейшего и высочайшего хана крымскаго, тогда жили на землях блистательной Порты, а ныне россияном в подданство отдались, а понеже сверх того, что вы в том месте, где ныне обретаетесь и живете и подобно городу некоторое строение строить начали, о чем услышала блистательная Порта, того ради блистательная Порта определила и послала от Эдикли займов почтенного Ахмет-агу подлинно осмотреть и освидетельствовать, какое строение и подобно городу строить начали и где и в каком месте, дабы оной и обстоятельно с изъяснением высочайшей Порте донес с которым агою и от светлейшего и высочайшего хана крымского с указом ханской(-ий) ага послан[892] со оным и я от себя к вам письмо послал, и Богу изволшу по прибытии их к вам, то вы оному от Порты определенному are без всякого противленья ему покажите, где вы живете и в каком месте и какое строение зделали, и с каким намерением подлинно объявите и его агу возвратите. В прочем мир да будет над правоследующими»[893].

В письме самого хана Каплан-Гирея, приложенном к листу бендерского паши, написано было следующее: «В назарейском законе знатным запорожскому кошевому, атаманом и всем казакам высочайший указ наш в том состоит. Пребывающий при нас ваш атаман[894] хорунжего своего с письмом своим к вам отправил, с которым и сей указ наш к вам послан же и по получении сего что помянутый атаман к вам в письме своем писал и чрез того посланного словесно вам говорить приказывал, обо всем том здесь с нами имел он разговоры и по силе чего и к вам писал, и тому верьте и Богу изволшу, ежели тому уверитесь, всем вам на ползу будет. И такода будет вам известно. Каплан-Гирай хан, сын Селим-Гирей хана»[895].

Из письма хана Каплан-Гирая можно усмотреть, что посылка знатных турецких и крымских представителей в Старую Сечь имела целью не столько осмотр какого-то «строения» на Сечи, сколько желание завести сношения с запорожцами и вновь привлечь их на жительство в крымские места.

Желание хана вполне совпадало с настроением запорожцев. Запорожцы, прожив в течение двух лет в старой Чертомлыкской Сечи и не добившись принятия войска под Российскую державу, по необходимости должны были снова вернуться в протекцию крымского хана. Придя к такому решению, они написали брату крымского хана Каплан-Гирея Op-бею лист об отмене своих намерений «идти под Москву» и о желании снова вернуться «под крыло крымской стороны».

Брат хана, получив запорожский лист, немедленно отослал его Каплан-Гирею, и Каплан-Гирей поспешил послать запорожцам через «гетмана» дубоссарского свой ответ на их лист. В ответном письме Каплан-Гирей извещал запорожцев, что лист, присланный ему войском, весьма утешил и обрадовал как его самого, так и всех приближенных его: как сам хан, так и все беи, мурзы и весь крымский народ стараются о безопасности запорожских казаков и желают им всякого добра. Хан обещает принять запорожцев ласково как гостей и оказывать им такую же приязнь и любовь, как и раньше оказывал, защищать «обороною и страннолюбием», как раньше защищал, возвратить им все то, что они перед тем имели, а для оседлости дать полную волю избрать место, где сами пожелают. Впрочем, для их пользы и прибыли, а для собственного ханского удобства, советовал им стать Кошем на том месте, на котором они сидели до ухода на Чортомлык. Склоняя запорожцев всячески к возвращению в Крым, Каплан-Гирей выставлял им на вид и то, что того же желает Филипп Орлик, их настоящий вождь, который до этих пор находился в Салониках, а теперь «для соединения к хану пришел». Он пишет хану лист, посылаемый ханом запорожцам при собственном листе на Чортомлык. Орлик также старается о благе и пользе всех запорожских казаков, и нужно верить всему, что он пишет к ним. Его совет тем обязательней для них, что он их вождь и глава. Сам хан еще раз уверяет добрых молодцев, что если они вернутся назад и займут указанные им места, то ни от крымского панства, ни лично от самого хана никакого насилия и никакой неправды не будут иметь[896].

Вынужденные необходимостью оставить место Чертомлыкской Сечи запорожцы в 1730 году снова вернулись под протекцию крымского хана, но на этот раз избрали местом для своей Сечи не Алешки, а устье речки Каменки, составлявшей в то время границу между владениями Турции и России. Очевидно, запорожцами руководило в этом случае чувство недоверия к басурманам и тайная надежда на скорую милость к ним русского государя. Они выбрали, так сказать, нейтральное место для своего Коша, не забираясь в глубь татарских владений и не отдаляясь от русских пределов.

Поселившись при устье Каменки, запорожцы по-прежнему думали лишь о том, как бы им так или иначе вернуться к прежним своим местам. Обстоятельства, по-видимому, благоприятствовали им. В то время генерал русской службы богемский выходец граф фон Вейсбах подал императрице Анне Иоанновне проект об укреплении южных границ России от набегов со стороны мусульман. Этим проектом предлагалось провести целую линию редутов и крепостей от Новобогородицкого городка у реки Самары до реки Северского Донца у границ Изюмской провинции. Высочайшее повеление о сооружении этой линии крепостей, получившей впоследствии название старой украинской линии, последовало июня 25-го дня 1731 года. Начальником этой линии назначен был сам создатель проекта граф фон Вейсбах. Ставши лицом к лицу с самим делом, граф Вейсбах скоро убедился, что охранение этой линии дело чрезвычайной трудности и что в этом случае могли бы большую услугу оказать запорожские казаки. Прийдя к такой мысли, граф Вейсбах начал всячески стараться о возвращении запорожского войска на прежние места. Вследствие этого августа 31-го числа означенного года по воле императрицы Анны Иоанновны граф Вейсбах послал тайное письмо к кошевому атаману Ивану Малашевичу в Сечь и в том письме писал, что государыня императрица, видя искреннее желание со стороны запорожского войска служить российскому престолу, как прежде, через него, графа, словесно обнадеживала на принятие войска под свой скипетр, так и теперь, через него же, дает надежду войску на возвращение в прежние пределы; но войско должно ожидать того момента, когда последует разрыв Турции с Россией, а пока такое обещание кошевой должен хранить в строжайшей тайне[897].