Не ограничиваясь одними наставлениями, граф Вейсбах уведомлял кошевого и о том, что в польскую область к Брацлаву и на Вольшь для поиска региментаря Свидзинского и для разорения маетностей сторонников Станислава Лещинского отправлен под командой князя Шаховского и генерал-майора Кейта русский регулярный корпус с значительной артиллерией, с которым имеет соединиться большое войско для разорения польских маетностей и деревень. Независимо от этого поставлена в местечках Медведовке и Боровицах особая команда под начальством полковника в тысячу человек драгун для охраны запорожского войска, полковник команды, по первому требованию запорожцев, может спуститься к самой Сечи и защищать ее от басурман. Поэтому, ввиду согласия действий, запорожцы должны уведомить графа, сколько у них может быть всего войска и что они предпримут в том случае, когда крымский хан уйдет в Польшу, то есть двинутся ли к драгунам в Медведовку и Боровицы или же ударятся на Крым для разорения тамошних мест. Граф Вейсбах полагал, что за выездом в Польшу орды и за невозвращением из кабардинского похода двух султанов с ордой (которые стояли на Кубани) в Крыму осталось совсем мало татарских войск и в таком случае в нем можно было бы «знатное разорение учинить». Запорожцы должны также сообщить, куда удобнее поставить драгун на постой, в самой ли Сечи или же в Медведовке и Боровицах, где находился западноукраинский региментарь. Наконец, в заключение письма граф Вейсбах просил кошевого атамана изловить одного из польских посланцев, отправленных в Стамбул, а именно сына переяславского полковника Ивана Мировича, Федора Ивановича, когда он будет возвращаться в Польшу через Запорожскую Сечь. Граф советовал кошевому ничего дурного лично Мировичу до времени не причинять, напротив того, показывать к нему полную дружбу и приязнь, пока он будет на Кошу; но потом, когда оставит Сечь, велел его догнать, внезапно схватить и доставить переволочанскому коменданту на левый берег Днепра и от коменданта арестованного в город Полтаву препроводить. В случае при нем окажется какая-нибудь казна, то деньги разграбить и разграбленное все поделить между собой. «И ежели оное учинено будет, то извольте в верной надежде быть, что ваше благородие от ея императорского величества получите особливо всемилостивейшее награждение»[908].

Настал 1734 год, и запорожцы все еще находились в неопределенном положении. А между тем им нужно было одно из двух выбрать – или открыто объявить себя подданными России, или же беспрекословно подчиниться во всем крымскому хану, потому что крымский хан именно в это время потребовал настоятельно, чтобы запорожцы шли в Польшу в помощь королю Станиславу Лещинскому для борьбы с враждебной ему партией. Запорожцы решились на первое. Не возражая ни словом против ханского приказания, кошевой Белицкий собрал все войско и двинулся с ним к реке Бугу. Не дойдя до Гарда, он остановился табором и послал к графу Вейсбаху гонца с запросом, как ему поступить на будущее время. Граф Вейсбах, воспользовавшись недавним набегом ногайцев, находившихся в подданстве Турции, на малороссийское село Беркут Полтавского полка, представил это дело русскому правительству как нарушение мирного трактата со стороны Турции и подал мысль императрице немедленно принять запорожцев в русское подданство для противопоставления их ногайцам. Самому кошевому он отправил в это же время февраля 12-го дня гонца с таким листом: «Из сего моего объявления вы и все войско запорожское низовое можете узнать, что ея императорское величество, наша всемилостивейшая государыня, неотменное свое высочайшее соизволение и милость в отпущении войска запорожского вин содержит и в высочайшую свою державу, а от басурманского подданства всех вас вечно освобождает и в число верных своих подданных иметь соизволит».

Между тем на запорожских казаков рассчитывал и крымский хан. Он составил себе план двинуться сперва к Хотину, из Хотина идти в Польшу и там сделать нападение на русских. Ввиду такого похода кошевой атаман должен был собрать несколько тысяч человек запорожского войска и отправить его к хану, сам же с куренными атаманами должен явиться в Крым в качестве заложника, а оставшихся казаков перевесть «из Сечи, ближе к Крыму, в урочище, зовомое Алешку». После этого все запорожцы с кошевым атаманом Иваном Малашевичем, ожидая от такого приказания конечной для себя погибели, согласись единогласно, оставили прежнее свое жилище и пошли на житье вверх Днепра на место, называемое Базавлук, куда приказали явиться и всех[-м] казакам, отправленным к хану. Сделав такое дело, они разослали от себя письма к крымскому хану Каплан-Гирею, перекопскому бею и турским комиссарам и в письмах изъяснили, что они не могут, несмотря на наряд хана, идти в помощь полякам против русского войска и своих родственников, в Малой России находящихся. После всего этого запорожцы о всех военных планах крымского хана послали известие в Киев и в то же время отправили лист государыне императрице, в котором «слезно» просили принять их, как природных подданных, до тех пор в бегах живщих, в свою протекцию, и русская императрица «по христианству и по всенародным правам, отказать не могла им»[909].

При всем том по поводу перехода запорожцев с устья речки Каменки в урочище Базавлук очень долго еще продолжалась переписка и шли с той и другой стороны различные объяснения.

Марта 27-го числа из Петербурга в Константинополь к русскому резиденту Ивану Ивановичу Неплюеву послан был «секретнейший» запрос о том, какого мнения будет резидент, если императорское правительство решится принять запорожское войско в русское подданство, то есть что может воспоследовать чрез то от турок. До сих пор запорожцы не были приняты из боязни, чтобы турки не оставили своих «персидских действ»[910] и не обратились войной на Россию. Теперь императорское правительство, задумав войну с турками, принуждено держать свое намерение в строжайшем секрете до тех пор, пока не будут приведены к надежному основанию польские дела, и в этом рассуждении запорожцев, которые, на случай войны России с Турцией, могут быть весьма полезны, отпускать «не заблагоразсуждает»[911].

Но еще до получения такого запроса русский резидент Неплюев послал из Царьграда через Вену в Петербург обширное донесение императрице о том, как надо поступить с запорожскими казаками ввиду слагающихся политических обстоятельств. Он не видел иного способа, как принять их в границы императорского величества, потому что «заграницею без разрыва никак содержать мира невозможно»; к тому же, как слышал резидент в столице султана, «едва ли не против запорожцев» отправлены Орлик и его сын; в отговорку же Порте можно сказать то, что сама она приняла подданного императорского величества Дондук Омбу с калмыками в протекцию, а потому тем менее имеется оснований для русской императрицы не принимать обратно своих собственных подданных; впрочем, едва ли Порта решится объявить войну России ради одних запорожцев.