заведомо предвзятую, но поучительную работу María Elvira Roca Barea, Imperiofobia y Leyenda Negra: Roma, Rusia, Estados Unidos y el Imperio español (Madrid, 2016). Эта идея до сих пор пронизывает работы некоторых испанских авторов националистического толка, которые настаивают на синонимичности старинного и современного терминов «нация». См., например: Jaume Sobrequés i Callicó, 'Nació, nacionalisme i ordre constitucional català durant la guerra civil del segle XV', в Estudis d'historia de Catalunya, vol. i (Barcelona, 2008), pp. 259–83. Идея упадка Испании как следствия темперамента испанского народа, который, как предполагалось, был более склонен к завоеваниям, чем к сохранению, наиболее известна по работам Уильяма Прескотта. Об их влиянии на последующую североамериканскую интерпретацию испанской истории см.: Richard L. Kagan, 'Prescott's Paradigm: American Historical Scholarship and the Decline of Spain', The American Historical Review, 101:2 (April 1996), pp. 423–46. Я благодарен доктору Гонсало Веласко Беренгеру за помощь с некоторыми из этих источников.

1114

Geoffrey Parker, 'Philip II and his World in the 1580s', в Richard Kagan and Geoffrey Parker, eds, Spain, Europe and the Atlantic World: Essays in Honour of John H. Elliott (Cambridge, 1995), p. 252; Я немного исправил перевод Паркера. Дополнительные примеры см. в монументальном исследовании Паркера: Geoffrey Parker, Felipe II: la biografía definitiva (Barcelona, 2015), опубликованном в сокращенной и более доступной английской версии под названием Imprudent King: A New Life of Philip II (New Haven, CT, 2014).

1115

Я поставил это слово в кавычки, потому что его значение в Средневековье и раннее Новое время коренным образом отличалось от того, как мы понимаем его сегодня. Его корнем является латинское слово natio – место рождения. Оно относилось к определенному региону, который сохранял свои привилегии и права – то, что в испанском законодательстве называется fueros, – и особенно упорно сопротивлялся любым влияниям извне.

1116

Загвоздка в этой интерпретации состоит в том, что точно такие же взгляды имели широкое распространение в самой Испании именно в это время, дополненные ссылками на 300 лет предполагаемой тирании и эксплуатации. Это может означать только то, что вторжение Наполеона в Испанию вызвало ослабление власти, которая искала свое естественное выражение в традиционном договорном понимании монархии как органического сообщества. Некоторые намеки на эти перемены были различимы в отдельных районах Испанской Америки уже и до 1808 г. – в том, как различные группы реагировали на то, что они считали опрометчивыми и навязчивыми реформами, которые ориентированные на централизацию министры Бурбонов проводили с середины XVIII в. (См., например: John Fisher, Allan Kuethe and Anthony McFarlane, eds, Reform and Insurrection in Bourbon New Granada and Peru [Baton Rouge, FL, 1990]; Anthony McFarlane, Colombia before Independence: Economy, Society and Politics under Bourbon Rule [Cambridge, 1993], pp. 251–71.) Но в 1808 г. кризис был вызван скорее отсутствием монархической власти, чем ее кажущимися злоупотреблениями. Вот почему первые реакции были продиктованы желанием легитимности, а не независимости, желанием, которое естественно укладывается в средневековую испанскую политическую мысль. (См.: Mario Góngora, Studies in the Colonial History of Spanish America [Cambridge, 1975], pp. 68–79.) Действительно, истоки повстанческого движения никогда не связаны с какими-либо антииспанскими настроениями, воспеваемыми националистическими версиями истории, а скорее характеризовались пылким антиабсолютизмом, глубоко монархическим по своей сути и являвшимся частью более широкого движения, которое охватывало и саму Испанию. (См.: Tamar Herzog, Defining Nations: Immigrants and Citizens in Early Modern Spain and Spanish America [New Haven, CT, 2003], pp. 144–5.) В 1809 г., например, испанское правительство заявило, что «Индии» не были «колониями… как колонии других стран, а являлись существенной и неотъемлемой частью испанской монархии» и что, следовательно, все испано-американские королевства должны направить своих представителей на полуостров. (См.: Manuel Chust, La cuestión nacional americana en las Cortes de Cádiz [Valencia, 1999], pp. 32–3.) Ясно, что создатели конституции знали, что Испания и Испанская Америка страдают от одних и тех же недугов, требующих одинакового лечения. В этом контексте нас не должно удивлять, что либеральная конституция проникла в испано-американские королевства по тем же ритуальным каналам, которые были характерны для традиционных официальных и религиозных функций, и сопровождалась обилием пиров, процессий, символов, аллегорий и изображений святых. (См.: Annick Lempérière, '¿Nación moderna o república barroca? México 1823–1857', в François-Xavier Guerra and Mónica Quijada, eds, Imaginar la Nación [Münster, 1994], pp. 135–77.)

1117

Alexander von Humboldt, Ensayo político sobre el reino de la Nueva España, ed. Juan A. Ortega y Medina (Mexico City, 1966), pp. 79–82, 121–2.

1118

Viaje a la Nueva España, ed. Francisca Perujo (Mexico City, 2002).

1119

Об этом см.: Kenneth Mills, 'The Limits of Religious Coercion in Mid-Colonial Peru', Past & Present, 145 (November 1994), pp. 84–121; idem, Idolatry and its Enemies: Colonial Andean Religion and Extirpation (Princeton, NJ, 1997). См. также Nicholas Griffiths, The Cross and the Serpent: Religious Repression and Resurgence in Colonial Peru (Norman, OK, 1996).

1120

О Новой Испании см. исчерпывающее исследование: William Taylor, Magistrates of the Sacred: Priests and Parishioners in Eighteenth-Century Mexico (Stanford, CA, 1996).

1121

Этот процесс нашел крайне красноречивое выражение в искусстве. О Новой Испании см.: Jaime Cuadriello, Las glorias de la república de Tlaxcala, o la conciencia como imagen sublime (Mexico City, 2004); о Перу см. Ramón Mujica Pinilla, Ángeles apócrifos en la América virreinal (Mexico City, 1996), и Rosa Limensis: mística, política e iconografía en torno a la patrona de América (Mexico City, 2005).

1122

Цит. по: Jonathan Brown, Velázquez: Painter and Courtier (New Haven, CT, 1986), pp. 267–8.

1123

Gabriel Séailles, Alfred Dehodencq: L'homme et l'artiste (Paris, 1910), p. 32.

1124

A Handbook for Travellers in Spain, цитируется в Laura Cumming, Vanishing Man: In Pursuit of Velázquez (London, 2016), p. 18.

1125

Étienne Moreau-Nélaton, Manet raconté par lui-même, 2 vols (Paris, 1926), vol. i, pp. 71–2.

1126

См. выше, Вступление.

1127

Читатели, знакомые с ее работами, заметят, что я довольно свободно заимствовал – а иногда и прямо копировал – фрагменты из восхитительно проницательной книги Лоры Камминг: Laura Cumming, Vanishing Man. Более широкий контекст см. в: Brown, Velázquez и многих работах Хавьера Портуса, особенно в: Javier Portús, Velázquez: su mundo y el nuestro (Madrid, 2018).

1128

См. великолепное исследование: McGilchrist, The Master and his Emissary: The Divided Brain and the Making of the Western World (New Haven, CT, 2009).

1129

Economist, 16 July 2016, p. 42.

1130

См. выше, глава 4. См. также взвешенную оценку Эллиотта в: J. H. Elliott, Empires of the Atlantic, pp. 77–8: Приверженность испанской короны обеспечению справедливости, пишет Эллиотт, это то, чему «по упорству и силе нелегко найти параллели в истории других колониальных империй… Испанские судьи… демонстрировали гибкость в своем подходе к преступлениям… что резко контрастировало с суровостью судов Новой Англии… В той мере, в какой [Джон] Элиот играл роль [Бартоломе де] Лас Касаса, никто не был готов его выслушивать». Все это проливает свет на замешательство, воцарившееся среди английских колонистов, посланных на Ямайку Оливером Кромвелем в 1650-е гг. Вместо того чтобы найти там угнетенное население, которое приветствовало бы их как освободителей, они столкнулись с группами «испанских негров», которые отстаивали свою свободу, жили в процветающих общинах и требовали единообразных договорных отношений. См.: David Horspool, 'Total