Седая борода Намира дернулась из-за нервной дрожи, вызванной тоном, с которым говорил Спектр. В речи священника не было и следа от прежних поучений, цитат из религиозных текстов и возвышенных метафор. С таким тоном мог разговаривать лишь опытный делец.

— К чему вы клоните? — с нескрываемым подозрением спросил Воб.

— Все-таки какие же странные слухи ходят о том сражении на границе Илии и Марии, — задумчиво произнес Карпалок, словно не заметил прямого вопроса. — Говорят, выжили буквально сотни из десятков тысяч. Наверное, переживаете за сына?

— К чему вы клоните, Спектр? — осипшим голосом повторил фармагик, прекрасно осознававший, что его сына может не быть в числе выживших.

— Конечно, переживаете, понимаю, — Шол сочувственно покачал головой. — Его смерть стала бы настоящей трагедией для семьи. Да и ты уже далеко не молод, даже я считаю тебя стариком. Как думаешь, сколько еще сможешь прожить на своих зельях?

Побледневший Намир молча стоял, а сосуд с ядом плясал в его дрожащих руках. Бывший глава алокрийской Церкви аккуратно вынул склянку из костлявых ладоней фармагика, чтобы тот ненароком не разбил ее. Воб даже не заметил исчезновения реактива, он смотрел на Спектра и с беспокойством ждал кульминации странной беседы.

— Что же будут делать твои родственники, когда источники их финансового благополучия внезапно исчезнут? — спросил Карпалок, разглядывая мутную жидкость, которая в опытных руках могла и исцелить, и убить. — Некоторое время им еще удастся протянуть на отложенных сбережениях, но что потом? Дом в Донкаре теперь потерян навсегда, все оставленные в столице ценности уже покоятся в мешках мародеров. Кто возьмет замуж твоих двух взрослых внучек, если у них из приданного есть только имя некогда известного дедушки? Алокрия разваливается на части, никто и не вспомнит семью королевского фармагика и офицера королевской армии. Чтобы выжить, твоей пожилой жене придется бродить по портовому району Нового Крустока и за бесценок продавать внучек и невестку грубым морякам, истосковавшимся по нежным девичьим телам. И никто им не поможет.

Спектр осторожно вложил сосуд с ядом дрожащие руки Намира.

— Никто им не поможет, — Шол ухмыльнулся. — Кроме меня.

— Чего вы добиваетесь? — опустив голову, спросил фармагик.

— Чего я добиваюсь — это не имеет значения. Гораздо важнее то, что сейчас мои руки связаны. Видишь ли, мое будущее, и соответственно будущее твоей семьи, зависит от завоевания Алокрии Кассием. А он застрял в Силофе и после встречи с дочерью мучается неподобающими настоящему правителю сомнениями.

— Что я могу сделать для моей семьи… для вас?

— Просто избавь Кассия от причины сомнений, — Карпалок указал на мутную жидкость, плещущуюся в склянке. — "В малых дозах яды закаляют и оздоровляют организм, а в больших убивают", — твои ведь слова? Никого не удивит, если после столь тяжелого путешествия королева вдруг умрет по вполне естественны причинам. Ведь всем известно, что она едва выжила при прошлых беременностях.

Намир судорожно сглотнул.

— Я вас понял.

— Я тоже, — раздался из темноты голос Семиона.

Схватившись за сердце, Спектр попятился назад, пока не наткнулся спиной на холодные камни стены коридора, но, несмотря на это, его бросило в жар. Фармагик же поднял глаза на фасилийского шпиона, но так и не шелохнулся. Кажется, его сковал паралич обреченности, ведь картина будущего, которую нарисовал ему Карпалок, была слишком похожа на эту уродливую реальность. А теперь их поймали с поличным, и застрявшей в Новом Крустоке семье Намира уже никто не сможет помочь. В проходе крепости, где свободно могли разойтись пятеро человек, стало слишком тесно для троих.

— Вы меня напугали, — наконец подал голос Шол, поправляя церковное одеяние. — Господин Лурий, прежде чем вы расскажете королю о том, как изобличили нас, я настоятельно прошу вас подумать о нашем шаге. Вы же понимаете, что так будет лучше для всех?

— Понимаю. И не собираюсь вам мешать, — глаза Семиона сверкнули в полумраке коридора. — Кассий же отчетливо повелел — ничего не предпринимать. Я не осмелюсь нарушить его приказ.

Карпалок и Намир переглянулись.

— Значит, мы пошли? — неуверенно уточнил Спектр.

— Да, идите.

Тихо перешептываясь и постоянно оглядываясь на невозмутимого шпиона, оба старика медленно направились в сторону покоев королевы Джоанны. Но Лурий просто стоял и смотрел им вслед. Однако когда заговорщики скрылись за поворотом, он беззвучной тенью заскользил по незамысловатому лабиринту крепости и вскоре нагнал фармагика и священника, ничем не обнаружив своего присутствия.

— Не могу поверить, что цепной пес Кассия так подло его предал, — бормотал себе под нос Спектр, озираясь по сторонам.

— Возможно, у него свои причины не мешать вашему замыслу, — дрожащим голосом ответил Намир. — Скажите, мастер Карпалок, вы точно сможете обеспечить мою семью всем необходимым?

— Свои причины… — задумчиво произнес Шол, проигнорировав вопрос своего спутника. — Он мог слышать мои слова о размякшем Кассии и принять их к сведению. Семион заинтересован в сильной королевской власти, потому что честно служит каким-то своим идеалам… Или он вспомнил, что после завоевания Алокрии в ней согласно нашему договору будет установлена абсолютная власть Церкви, подчиняющейся только Владыке Света, который на деле ничего решать не будет. И когда я возглавлю страну, он сможет потребовать от меня все, что только пожелает. Да, это разумное объяснение.

— Вполне разумное, — согласился седой фармагик. — И вы ведь не забудете о моей семье, когда получите власть?

— Конечно нет, мой друг, — заверил его Спектр, продолжая думать о своем. — Перестань говорить так, будто уже прощаешься с жизнью.

— Чует мое сердце, долго я не проживу…

— Подлатай его своей отравой. Только оставь немного для беременной королевы.

В ответ Намир только горестно вздохнул. Он готов совершить страшное преступление, но не сможет жить с осознанием содеянного. Как только Джоанна покинет этот мир, он отправится вслед за ней и будет вечно умолять о прощении. Ведь только так он мог спасти свою семью, которую ожидает горькая участь нищеты, проституции, падения на самое дно общества. Пожилой фармагик не позволит жене, невестке и внучкам влачить столь жалкое существование в ожидании смерти, которая наконец освободит их от мучений жизни в помойке человечества. В конце концов, с какой стороны ни посмотри — Алокрия уничтожена, а король и королева больше не способны помочь своими жалкими потугами разваливающейся стране. Так если Джоанна может ценой своей жизни спасти несколько других, то разве будет кто-либо оспаривать правильность осуществления столь благородного обмена?..

"Конечно будет, — Намир опять тяжело вздохнул. — Я буду. Мне очень жаль, моя королева, но я должен пойти на этот гнусный поступок. Отказываюсь от страны, отказываюсь называться лекарем, отказываюсь от человеческой доброты и сострадания к беременной женщине, но только